Небо над бездной
Шрифт:
Письмо Михаилу Владимировичу Эрни так и не написал.
– Вы все поняли. Просто расскажите ему своими словами. Советовать ничего не хочу, он сам должен принять решение. Если его дети и внук окажутся здесь, я сделаю для них все, что в моих силах.
Официант принес кофе. Федор мысленно перебирал вопросы, которые не успел задать Эрни. Их накопилось множество, а времени почти не осталось. Следовало выбрать самое важное. Он уже открыл рот, чтобы напомнить о разговоре в поезде, о вещественных доказательствах. Но тут доктор достал из кармана пожелтевший листок, сложенный вчетверо, и протянул Федору.
Листок был мелко исписан по-русски, острым косым почерком, лиловыми чернилами.
«Учитель!
Я
Взор его впервые устремился на меня, лишь когда я предложил приличную сумму. Я разъяснил способ, каким намерен эту сумму добыть, но предупредил, что будут большие человеческие жертвы. Невинные жертвы. Случайные прохожие, дети, женщины. Он легко, с улыбочкой, пропустил это замечание мимо ушей. Я еще раз убедился в абсолютной эффективности ваших методик.
Деньги были добыты, «пламенный колхидец» материализовался для него в Кобу, который добыл денег. Фамилию, имя наш гений пока запомнить не удосужился, но Коба теперь существует. Ленио снизошел, соблаговолил обратить на меня свое державное внимание. Мои восторги перестали быть гласом вопиющего в пустыне. Я продолжаю изливать елей, льщу без устали. Со стороны это выглядит смешно, меня величают его левой ногой, его грузинским двойником. Но он воспринимает все всерьез. Ему нравится. Он верит.
Учитель! Обстоятельства вынуждают меня обратиться к Вам с личной просьбой. Моя жена серьезно захворала. Лечение требует денег. Не могу ли я воспользоваться скромной суммой?»
Федор трижды перечитал текст. Не обнаружил ни подписи, ни даты. Заметил, что в последнем маленьком абзаце почерк изменился, как будто рука писавшего немного дрожала.
Он отложил мятый листок дешевой почтовой бумаги и взглянул на доктора Крафта.
– Кто такой Учитель?
– Господин Хот, – спокойно ответил доктор, – письмо адресовано ему.
– Как оно к вам попало?
– Хот иногда просил меня оценить неврологический статус своих подопечных по почерку.
– Вы разве читаете по-русски?
– Не читаю, – доктор улыбнулся, – это не обязательно. Я бы вряд ли взялся анализировать по рукописным иероглифам душевное состояние китайца или японца. Но кириллица мне знакома. Хот показывал мне пару десятков таких писем. Я все вернул, а вот это случайно сохранилось.
– Вам кто-нибудь его перевел?
– Нет. Но в четырнадцатом году, когда я обнаружил его в своих бумагах, не поленился, взял русско-немецкий словарь, долго корпел, и теперь содержание мне известно. Письмо написано в первых числах ноября 1907 года. Речь идет о знаменитом ограблении в Тифлисе. Июнь 1907-го. Это было дерзкое жестокое нападение на фургон, перевозивший огромную сумму денег в отделение государственного казначейства. В центре города, среди бела дня. Погибло много случайных прохожих. Вы обратили внимание на последний абзац?
– Да, конечно. Неужели Кобе требовалось специальное разрешение, чтобы взять немного денег на
– Разумеется, он мог взять без спросу. Однако решил, Учителю понравится, если он попросит у него разрешения. Получил отказ. Жена его умерла. Это закалило Кобу еще больше и понравилось Учителю.
– Коба тоже проходил инициацию? – шепотом спросил Федор.
– Нет. Ему не нужно. Он таким родился, – быстро произнес доктор.
Официант принес счет, забрал пустые кофейные чашки и вместе с салфетками чуть не прихватил измятый пожелтевший листок. Федор быстро прихлопнул листок ладонью, сердце дико стукнуло. Доктор хмыкнул, покачал головой.
– Федя, спрячьте письмо, хорошенько спрячьте. Вручите Ульянову лично в руки. Я отправил ему много разных снадобий. Эта пилюля самая сильная и надежная. Подействует, я уверен.
Вуду-Шамбальск, 2007
Публика отбила ладони в бесконечных бурных аплодисментах, а Йорубе все казалось мало. Он никак не замолкал, шутил, заливисто смеялся собственным шуткам, затем на эстраду принялись вылезать разные знаменитости, в основном политики и актеры. Они признавались Йорубе в любви. Рассказывали, какой он щедрый, мудрый, красивый, остроумный, жизнерадостный, гениальный, добрый, справедливый.
Когда все возможные эпитеты были исчерпаны, под барабанную дробь из боковых дверей вышли строем официанты. Каждый нес на подносе по несколько блюд, накрытых серебряными круглыми крышками.
Блюда ставились на столы, торжественно открывались крышки, шел пар.
– Вот мясо антилопы. Это страусятина. А тут самое главное. Кусочки филе жирафа, соус из кокосового молока, – тихо, деловито объясняли официанты.
Йоруба спрыгнул с эстрады, вернулся за стол. Соня увидела, как Светик держит вилку с куском у рта и внимательно слушает Хота.
– Как вы думаете, удобно сейчас подойти к Петру Борисовичу, попросить, чтобы меня отвезли домой? – спросила Орлик, когда удалился официант.
– Домой, то есть в зону? – уточнил Дима.
– Конечно.
– Может, не стоит ни о чем просить Петра Борисовича? Мы потихоньку уйдем все вместе, – предложила Соня. – Наш шофер отвезет вас или, если хотите, поедем с нами. Мы нашли маленькую частную гостиницу в городе.
– Спасибо, – Орлик смущенно улыбнулась. – Без Петра Борисовича все равно не обойтись. Дело в том, что сегодня я должна ночевать в гостевом доме. Ночью обещали вьюгу, ураганный ветер. Не знаю, что делать.
Она еще больше смутилась и явно чего-то не договаривала.
– Я попробую дозвониться нашему водителю, а вы, Елена Алексеевна, пока подумайте, – сказал Дима. – Можно доехать до зоны и остаться там до утра. Или в город, в гостиницу.
Джаз играл слишком громко, Дима с телефоном вышел. И буквально через минуту у стола появились все трое. Йоруба, порозовевший, с расстегнутыми верхними пуговками френча, обнимал Кольта за плечи, Хота за талию.
– Кто с кем не знаком, давайте знакомиться. Приветствую вас, Софья Дмитриевна, в моей скромной степной юрте. Елена Алексеевна, с вами я уже имел честь поздороваться.
Хот молча смотрел на Соню. Кольт склонился к Елене Алексеевне и шептал ей что-то на ухо.
– Родные мои, я вижу, вы не притронулись к мясу, – громко заявил Тамерланов.
– Спасибо. Мы уже сыты. Было столько замечательных закусок, – с любезной улыбкой ответила Соня.
– Да, но жираф нечто особенное, – Хот произнес это по-русски, почти без акцента, – вы должны съесть хотя бы по кусочку, символически, чтобы загадать желания.
– Не могу есть жирафа, даже символически, – сказала Орлик, – я пять месяцев работала на раскопках в Южной Африке, там у нас был жирафенок Степка, совершенно ручной.