Небо в огне
Шрифт:
Я только махнул рукой. Неужели непонятно: «Нас обнаружил разведчик!»
Мы подбежали к самолету. Сидевшие группами летчики недоуменно смотрели на нас - исцарапанных, запыхавшихся. А я-то думал, что здесь уже дана команда! Впрочем, дать-то ее в этих условиях трудно: телефона нет, самолеты расползлись по опушкам на несколько километров. Пока от КП добежит связной…
– Вы что, будто за вами медведь гнался?
– усмехнувшись, опросил у меня горбоносый летчик с лихим казацким чубом.
– Медведь не медведь, - несколько обескураженно пробормотал я, - но… нас обнаружил
– Ну и что? Значит, панику разводить?
Я смутился вконец. Паника? А вдруг я ошибся и «фокке-вульф» вовсе не обнаружил нас. В таком случае мои действия можно расценить именно как панику. А за панику, за ложную тревогу, да еще перед таким полетом, когда мы над целью лично докладываем Верховному Главнокомандующему, при такой ситуации можно запросто угодить в штрафной батальон.
Я окинул взглядом бесконечную цепочку «ИЛов».
А если я не ошибся? Если, скажем, на КП не обратили внимания на маневры «фокке-вульфа»? Так что же, ждать, пока прилетят пикировщики и начнут делать из нас винегрет?!
– Как хотите, -сказал я.- Вас никто не принуждает, а приготовить моторы к вылету мне никто не запретит.- И подчеркнуто командным тоном отдал распоряжение:- Экипажу занять места!
Мгновенно сняты чехлы, откинуты ветки. Я надел парашют и забрался в кабину.
В экипаже слева от нас забеспокоились, К нам подбежал моторист:
– А что, разве команда была?
– Нет, - ответил техник.
– Хотим прогреть моторы. И вам рекомендуем.
– А зачем?-выпытывал дотошный моторист.
Техник что-то ответил, ткнув пальцем в небо, а затем покрутил им возле своего лба: «Соображать надо!» Моторист мотнул головой:
– Понял.
Прокрутили винты, засосали в цилиндры смесь. Я облизнул пересохшие губы. «А, была не была!»
– От винто-ов!
Громко стрельнув, запустился мотор: правый, левый. Тщательно прогоняв их на всех режимах, я выключил зажигание. Я готов. Теперь при необходимости мы можем взлететь сразу, без прогрева двигателей.
Самолет наш стоит носом на юг. За пологой выпуклостью поля, с которого уже убрали и деревянных коней и фальшивые копны, мне, видна далекая опушка леса. Там КП и место старта. Если встать на крыло, то откроется широкий горизонт. Направо пустынная желтизна лугов, болотистых и топких, прямо-лесные чащобы. Лишь оттуда, и только оттуда следует ждать врага. И, разумеется, они пойдут крадучись, на бреющем полете.
Приказав экипажу сидеть на местах, я вылез на крыло. Слева с шумом запустился мотор. Ага, все-таки здравый смысл победил! Справа, у другого самолета техники прокручивали винты, и командир экипажа, горбоносый скептик с казацким чубом, стараясь не смотреть в мою сторону, копошился в кабине. По всей опушке забегали люди. Пуская дымки, зашумели моторы.
Я взглянул на часы. До вылета осталось двадцать минут. Отводя глаза от циферблата, я боковым зрением заметил далеко на горизонте, над самой кромкой леса, какое-то неясное движение. Вскинул голову. Нет, показалось. Птица, наверное, или марево. Отвернулся, скосил глаза. Вот опять! Вгляделся внимательно - они! Летят пикировщики.
И в это время коварная мысль: «А может, это наши истребители или штурмовики? Ой, смотри, паря, не ошибись! По лезвию ходишь. Отсюда до штрафбата рукой подать…»
IНо голос другой, твердый и уверенный: «Ошибки быть не может, это врат!»
Указывая пальцем, я завопил во всю мочь:
– Идуу-ут!
– И плюхнулся в кабину.-От винто-ов!
Моторы запустились сразу.
– Убрать колодки!
Порулили. Скорей, скорей к старту!
Поле большое, неровное. Громко стучат стойки шасси. Мне жалко машину, но что поделаешь! Сзади уже выруливают другие. Тревога поднята, назад возврата нет.
Вот и старт. Из-за кустов с флажками в руке выбегает дежурный по полетам. Высокий, стройный. Вглядываюсь- наш командир Щербаков. Лицо его - сплошное недоумение. Подчеркнутым движением он задирает рукав гимнастерки и тычет пальцем в часы, затем красноречивым жестом крутит этим же пальцем у своего виска.
Было понятно без слов: «До взлета осталось восемнадцать минут, куда тебя черти несут, сумасшедшего?»
Я приподнялся на сиденье. Пикировщики уже были хорошо видны. Злые осиные силуэты с раскоряченными шасси. Сомнений нет - «Ю-87».
Несмотря на трагичность положения, губы мои расползаются в дурацкой улыбке. Протягиваю руку:
– Посмотрите назад.
Командир оборачивается, роняет флажки, хватается руками за голову. В следующее мгновение я вижу его побледневшее лицо. Быстро нагибается, подбирает флажки, торопливо машет:
– Давай! Давай! Давай!…
Взревели моторы. Машина, переваливаясь на неровностях, пошла на взлет. Моторы ревут на предельной мощности, а самолет бежит, бежит тяжело, нехотя. Подпрыгивает, падает. Жутко стучат шасси. Каждый удар отдается в сердце: вот-вот подломятся стойки… Ощущаю всем телом, как гаснет от отрыжкою с таким трудом набранная скорость. И снова бежит самолет. Только бы оторваться! Только бы оторваться!
Но он налетает на трамплин. Подпрыгивает, валится вниз. Скорость еще мала, крылья не держат его в воздухе. Я замираю в страшном напряжении: если сейчас колеса ударятся о землю - придется прекращать взлет. Но сзади наверняка взлетает другой, значит… катастрофа! Прекращать нельзя. Надо взлететь, надо!… Я делаю все, чтобы не дать машине опуститься, но она медленно-медленно сыплется вниз. Моторы воют, молотя по воздуху винтами - напрасно: мы падаем… Падение прекратилось возле самой земли. Самолет повис, словно в раздумье, и стал понемногу набирать скорость.
Я дернул на себя рычаг уборки шасси. Проклятый трамплин, был бы ты чуть-чуть позднее!
Минуты через две, придя в себя, я услышал в наушниках стон радиста:
– О-ох! О-ох! Товарищ командир, посмотрите, что сзади творится!
Я скренил машину и, повернувшись в кресле, заглянул назад. Пачками взлетали самолеты: по два, по три, по четыре, а между ними вскидывались вверх черные султаны земли. В воздухе роем носились пикировщики… Поздно, г-гады, поздно! Мы уже рассредоточились.
Над Берлином