Небом крещенные
Шрифт:
Оставив на время детей, Вадим забежал домой — умыться, переодеться. Сестрички, привыкшие к самостоятельной жизни, пошли себе гулять вокруг дома. Светка вертелась впереди колобком, часто нагибаясь над какой-нибудь находкой, заглядывая и под встретившийся кустик и за оградку. Наташа степенно шла с прутиком в руке, напевая песенку, — как пастушка. Смотреть за маленькой вошло у нее в привычку детской игрой и святой сестринской обязанностью.
Вадим вышел в старенькой летной куртке, изрядно потертой, и без фуражки. Переломил
— Пора курочек покормить, — сказал Вадим, направляясь к сараю.
Эта процедура девочкам нравилась, особенно Светке. Она запускала ручонку в мешочек, который держал папа, и щедро рассыпала крупу.
— Тише, тише, а то ты весь корм, чужим курам раздашь, — смеялся Вадим.
— Они тоже хотят… — возразила Светка — добрейшая душа.
Здесь, в отдаленной местности, многие семьи военных, особенно те, у которых малые дети, держали кур: яички дорогие, в магазине их нет, да и на базаре редко встретишь. За домом стояли нестройной шеренгой сарайчики — кто какой слепил, — в них держали кур, хранили всякую домашнюю утварь.
У Вари в хозяйстве было пять курочек и шестой петух. А кормиться сбежалось больше десятка.
— Кыш! — гнал их Вадим. — Не поймешь, где свои, где чужие.
Наташа снисходительно улыбнулась, заметив:
— Мама их знает каждую в лицо.
Вадим рассмеялся, вспугнув кур.
Похозяйничали они, поужинали, а мамы все не было. Пришла Варя, когда дети уже спали, пришла очень усталая, с бледной улыбкой на губах.
— Ой, Вадим, какую тяжелую женщину привезли! — вздохнула она.
— И как?
— Да как… Кесарево сечение пришлось делать.
Вадим помолчал, не зная, что сказать на это. Он понимал, что Варе пришлось выдержать трудное испытание. Он обнял ее.
— Так что вот… — тихо молвила Варя. — Жена твоя провела сегодня акушерскую операцию высшей сложности.
— Женщина жива?
— Теперь жить будет! А висела на волоске.
Они долго шептались, засидевшись за полночь. Дети спали. Вадим затенил их кроватки от света, подвесив на лампочку кусок картона.
Жила семья в одной комнате на втором этаже. На общей кухне хозяйничали три соседки. По здешним условиям — не так уж плохо устроились.
В воскресенье поехали в лес, как только рассвело. Вадим настоял, чтобы и Варя с ним ехала.
— Тебе будет интересно, — сказал он. — А то ты ничего не видишь, кроме лазарета. Тутошних красот не видишь.
Детям был оставлен завтрак на столе.
— Спали бы подольше, мои маленькие, — прошептала Варя.
Когда вышли, машина уже стояла у подъезда. Шофер-солдат сел в кабину. Вадим и Варя, оба в гимнастических брюках, ловко вскочили в кузов.
Дорога петляла по мелколесью, она была слабо накатанной, кое-где заросла густой, высокой травой, иногда ныряла под быструю воду ручья. Никакой пыли за колесами.
— Я
Вадим понимающе улыбался.
Машина замедлила ход на повороте, и тут дорогу стали перебегать большие птицы.
— Смотри, курочки! — воскликнула Варя.
— Это тетерева, — пояснил Вадим и пожалел, что не взял ружья.
Шофер высунулся в окно по грудь:
— Видали тетеревов, товарищ капитан?
Вадим кивнул.
Потом мощный грузовик, по назначению — аэродромный тягач, карабкался на сопку. Подъем становился все круче, мотор завывал. Уже встречались между деревьями поленницы крупно наколотых березовых дров. Швырок — по-здешнему. Береза в этих местах растет приземистая, кривоствольная, крона у нее вся истрепана штормовыми ветрами. По сравнению с березкой среднерусской полосы, стройной, писаной красавицей, здешняя выглядит сиротинушкой, которую занесло на далекую чужбину. Полюбоваться нечем. Но древесина у нее окаменело-плотная, лучших дров быть не может — горят жарким огнем, что уголь.
Проезжали мимо большой поленницы. Вадим трижды стукнул кулаком по крыше кабины. Шофер понял сигнал, но не остановил машину.
— Будем лезть, пока сама станет, — прокричал он, выглянув из окна. — Чем выше, тем дрова дешевле.
Медленно продвигались в гору. Варя крепко держалась одной рукой за кабину, другой за Вадима. Оглянувшись, ахнула от изумления: с высоты, на которую они забрались, были видны щетинистые сопки, а за ними — бухта, отливавшая гладью стального листа.
Мотор кашлянул, скорость упала, и тогда шофер резко развернул машину, ставя ее боком по склону. Наступила тишина.
— О-го-го! — закричал шофер.
— О-го-го!!! — крикнули еще разок, все втроем.
На зов приковылял владелец высокогорных дров — тщедушный кореец с трубкой в зубах.
— Здорово, хозяин. Почем швырок? — обратился к нему шофер.
— Триста пятьдесят.
— По такой цене ты его до снега мариновать будешь, тогда уж никто сюда за ним не доберется. Давай за триста.
Кореец показал желтые зубы в улыбке.
— Триста? Давай-давай.
Варя толкнула мужа в бок, показав глазами на шофера: толковый, мол, парень, этот солдат, хоть и молодой. Практичные люди Варе всегда нравились.
Швырок покидали в кузов.
Осторожно спустил шофер груженую машину с горы. На обратном пути он сделал крюк, чтобы показать жене капитана еще одно интереснее место. Подъехали к берегу довольно широкой, быстротечной речки. Над ней висел мостик — несколько досок на ржавых тросах. Когда прошел человек, сооружение заскрипело и закачалось.
— Чертов мост!.. — улыбнулся шофер.
На берегу сидело несколько рыболовов. Один ходил с острогой, вглядываясь в темную воду. Вдруг он присел, пружиня ногами, резким взмахом метнул острогу. И вскоре выловил сачком пронзенную строгой большущую рыбину.