Небополитика. Путь правды - разведка. Теория и практика "мягкой силы"
Шрифт:
1. «Сохранение лица» во взаимоотношениях, что делает ритуал уважения важнее рационального поиска правды.
2. Чувство иерархии с паутиной связей, что дает китайцу преимущество над индивидуалистами–западниками.
3. Чувство смирения перед обстоятельствами, что проявляется в легкости их отношения к исполнению планов, способности к кропотливой монотонной работе в мелких формах и неторопливой реактивности на действия активных иностранцев.
4. Ориентация на практически полезный результат и силу, что проявляется в пренебрежении к закону и возвышенным идеалам.
5. Чувство снисхождения, а порой и презрения к иностранцам как жителям варварской, нетерпеливой, беспринципной и вероломной окраины.
Чтобы
Главная нота — прагматизм китайцев делает их уязвимыми перед англо–американской ментальной экспансией, обращенной к практическому разуму, включающему в себя прежде всего установку на знание как информацию, обслуживающую интересы воли: «Я хочу!!!» Плюс рыночную экономику, писаное право, либерализм, индивидуализм, гражданские свободы, личный успех и демократию выборов представительной власти.
Американская и британская разведка выступают здесь органом экспансии «мягкой силы» (soft power) в глобальном проекте захвата будущего белыми англосаксонскими протестантами. Определение «мягкой силы» в рамках проекта предложил председатель Национального разведывательного совета в администрации президента Билла Клинтона Дж. Най: «Мягкая сила США есть способность заставлять других хотеть то, что хочет Америка».
Через научно–исследовательские, культурно–просветительские, образовательные, издательские организации, СМИ и Интернет спецслужбы США навязывают ценностные ориентиры рационализма и всемогущества ученого ума четырехтысячелетней цивилизации Китая.
Программируют сознание образованных китайцев предписаниями унифицированного под себя единого глобального миропорядка. А поскольку в менталитете китайцев устоев (догматов) веры нет, а в центре сознания поколений находится воля Неба, Благодать Дэ и Великое Дао, о котором народам мира нельзя сказать ничего определенного, китайцы находятся в цивилизационной обороне. Под напором ментальной экспансии США (вестернизации) недвижная оборона китайской традиции трещит в городах, но удерживается массой деревни. И вместо строительства объявленной в 2005 году «гармонии мира» Китай пока что на деле строит ускоренными темпами ущербное для XXI века общество потребления. Строит подражательно, по заемному образцу, но с китайской спецификой. При этом опасно для сохранности своей цивилизационной специфики все же копирует политические, экономические, технические, правовые, этические и прочие нормы и стандарты глобализма по–американски.
1.2.3. Три типа войн переходного периода и задачи разведки
Переходному периоду из индустриального в информационное общество под именем «глобализация» соответствуют и изменения в способах ведения войны, будь то операции организованного насилия (боевые действия) или военная хитрость (стратагемы политики, дипломатии и разведки).
Как организованное насилие, война переходного периода бывает трех типов:
А. Общевойсковые боевые действия регулярной армии периода индустриального общества. Такую войну можно назвать медленной и тотальной, требующей нормативного планирования, мобилизационного и оперативного развертывания войск, перевода хозяйства с мирного на военное положение. Масштабность операций с сокрушительной мощью огня и удара привязывает управление боевыми действиями к заранее разработанному плану и исключает быстрое реагирование на изменения обстановки. Победа в такой войне по меткому определению Ленина «в конечном счете определяется состоянием духа тех масс, которые на поле боя проливают свою кровь». В настоящее время к такому тотальному организованному насилию способна лишь Народно–освободительная
Б. Преимущественно воздушно–космические операции высокотехнологичной наемной армии постиндустриального периода. С боевым обеспечением и поддержкой в кибернетическом пространстве. Победа в такой быстрой войне определяется уже не численностью войск и не их волей к победе, но боевыми возможностями техники, систем оружия «выстрел — поражение», надежностью целеуказания, наведения и управления войсками и оружием. Господством в воздушно–космическом, а главное, информационном поле. В настоящее время такую «умную» войну способны вести вооруженные силы США. Первый опыт такой войны они продемонстрировали в 1991 году в Ираке во время проведения операции «Буря в пустыне».
В. Террористические действия «незаконных вооруженных формирований» партизанского типа. Хакерские атаки в глобальной сети Интернет. Мятежи сепаратистов и религиозных экстремистов. Морское пиратство как камуфляж нелегальных потоков денег и оружия. И диверсионные акты на путях сообщения и коммуникациях. Отличительной особенностью такого насилия выступает сетевой характер организации операций с вынесенным тайным центром управления. Победа в такой «бессрочной» войне нового типа определяется уже не численностью боевиков и не их техническим оснащением, но неуязвимостью информационного управления сетью, скрепленной единой матрицей ценностей. В настоящее время эта форма организованного насилия называется международным терроризмом.
Практика — лучший из критериев истины — показывает, что технологичная постиндустриальная армия США по возможностям и эффективности боевого применения превосходит массовую армию индустриального общества. Но ничего не может поделать с сетевым насилием международного терроризма. В то же время массовое организованное насилие силовых ведомств Китая за счет строгой иерархии неограниченных в численности, преданных своему государству бойцов и командиров войск охраны, сил безопасности и органов общественного порядка способно осуществлять тотальный контроль всего и вся. И справляется с атаками террористов, сепаратистов и экстремистов.
Налицо замкнутый круг — связка трех сил, где нет победителя «за явным преимуществом». Геополитически эти силы соотносятся с фабрикой XXI века — индустриальным Китаем. Технологической лабораторией XXI века — постиндустриальными США. И уже не имеющим государственной привязки интернационалом социальных сетей грядущего информационного общества.
На переходе через постиндустриальный барьер (1991–2015) Россия выпала из центров силы геополитики. Ее вооруженные силы утратили массовый народный характер и дух Красной армии. Потеря научно–технического и промышленного потенциала страны блокирует реформу вооруженных сил по американскому типу. А отказ от идеологического лидерства, от мечты всего человечества делает бесполезными новаторские амбиции занять достойное место в грядущем информационном обществе.
В этой ситуации геополитику дополняет небополитика. Небополитика твердо знает, что ситуация, безвыходная в схемах на плоскости при взгляде сбоку, может быть решена с более высокого уровня — в объеме взглядом сверху. Для этого треугольник сил, в котором России как угла в связке сил нет и где нынешняя Россия ищет себе глубокую нишу прикрытия (а с перезагрузкой отношений с США эта ниша видится под американским зонтиком), надо достроить вверх до объемной фигуры — тетраэдра. И уже в объеме небополитики занять не нишу, а вершину. При этом четвертой вершиной, возвышающейся над плоскостью материальных оснований организованного насилия, будет вершина не войны оружия, но «ВОЙНЫ СМЫСЛОВ». А смыслы охватываются не логикой IT, но различением одного от другого в когнитивной сфере. Это то, что задает вектор политики, конфигурирует практические действия.