Небоскребы магов

Орловский Гай Юлий

Джонадеру помогают удерживать рулевое весло Фицрой и Ваддингтон, получается плохо, Фицрой вскрикнул:

– Небо… Там…

Следом за ним еще двое матросов закричали в ужасе и начали тыкать трясущимися пальцами в черное грозное небо с мятущимися тучами, уверяя всех, что там огромные гневные лица морских божеств.

Я заорал:

– Эй там, вороны внизу!.. Немедленно привяжитесь к мачте!.. Да не все, идиоты… Джонадер, привяжись, ты у руля, ты нужен, а глерд Фицрой может и не привязываться, его не жалко…

Тут же волны с такой силой прокатились

через палубу, смывая все на пути, что если бы те не привязали себя канатами, смыло бы всех за борт.

Я отыскал взглядом Фицроя и Ваддингтона, помогающих Джонадеру держать весло, крикнул изо всех сил:

– Разверните мордой к волне!

Понсоменер, блеклый настолько, что почти невидимка, тут же в одиночку налег на руль, а Джонадер крикнул:

– Командир, это самоубийство!.. Надо уплывать…

– Выполнять! – рявкнул я. – От шторма не убежать!.. И ни в коем случае не дать волнам развернуть корабль боком!.. Ни к ветру, ни к волнам!.. Быстрее, все быстрее!..

Волны становились все громаднее, но когда Фицрой громко охнул и указал трясущимся пальцем вперед, даже у меня похолодело внутри. Волна не волна, а настоящая водяная гора катит к нам мощно и неотвратимо.

Я крикнул бодро:

– Девятый вал!.. Это нормально, чего вы все?.. Вот девятый из девятых – это да, это будет волна…

Корабль начало поднимать все выше и выше. Со всех сторон крики ужаса стали громче, спереди водяная пропасть, такая же сзади, а наш корабль на гребне, что только издали двигается медленно, а так несет нас, и как хорошо, что в открытом море, а то на берег бы выбросило, разбив о рифы… Правда, там есть шанс выплыть…

Замерев надолго на гребне, корабль наклонился и, как с ледяной горки, понеся вниз в далекую страшную бездну.

Но крутой спуск становился все более пологим, корабль на большой скорости влетел в долину между двумя водяными горами и, кто бы подумал, начал, как мелкий жучок, мужественно карабкаться наверх, подгоняемый свирепым ветром, что ухитряется и в корму дуть с такой мощью, словно у нас развернут парус да еще штук пять дополнительных.

Фицрой, жестом послав на свое место двух гвардейцев, вбежал наверх ко мне, но с размаха впечатался мордой в бухту промокших канатов, завопил:

– Да что же это за…

Я поморщился.

– Ты чего орешь?

Он застыл с распахнутым ртом, только сейчас ощутил, что кричит, хотя везде блаженная тишина, если не считать привычных ласковых шлепков волн о деревянные борта.

Я заулыбался, глядя на его растерянное лицо. Шторм утих так же легко, как и появился. Вернее, он не утих, а унесся дальше, но для нас это уже неважно.

– Как же это, – проговорил он с трудом, – я чуть не сдох… Это длилось сутки? Или двое? Небо было черным…

Он ощупывал пальцами обеих ладоней лицо, морщился, кривился. Я смотрел с сочувствием, пара заметных кровоподтеков появятся, но, конечно, Фицрой будет рассказывать, как дрался и голыми руками прибил дракона.

– Минут десять, – сказал я, – да-да, минут десять,

а это даже долго. Фицрой, вот теперь ты настоящий морской волк, даже морской лев!.. Может быть, даже дюгонь… Нет, морской лев звучит лучше… Эй вы все, морды!.. Поздравляю с боевой победой!.. Вы с честью выдержали первый шторм, а это значит – море вас признало своими и приняло. Поздравляю. Ура!

На меня таращили глаза, только гвардейцы дружно крикнули «Ура!.. Ура!.. Ура!», а Ваддингтон, с трудом отклеившись от мачты, проговорил со вздохом:

– Я думал, из меня душа выскочит… Но вообще, если подумать, то не так уж и страшно. Это же не каждый день?

– Нет, конечно, – сказал я успокаивающе. – Даже ветерок бывает не всегда, а уж бури вообще редкость… Но от них есть польза. Если бы не они, сколько бы здесь всяких дураков плавало?.. И трусов?.. А глерды – тьфу!.. толстых баб катали бы на лодках…

Фицрой крикнул бодро:

– Море – для героев!.. Командир, Гарн, я думаю, уже близко! Мне кажется, буря нас несла в нужную сторону.

– От бури только польза, – сказал я бодро. – Говорил же великий мудрец, что штиль хуже самой страшной бури… Проверить, ничего ли не повредилось, проверить веревки, подтянуть узлы, потому что…

Перекрывая мой командный голос, Понсоменер завизжал с верхушки мачты, когда он только там и оказался:

– Земля!.. Берег!.. Вижу берег!

Я поднес к глазу трубку оптического прицела. Оранжевое солнце разлито поверх моря, то и дело стреляет шаловливо зайчиками с волн прямо в глаза, потому не сразу отделил от него другой блеск, солидный, неподвижный, так победно горит золотой песок на пляже.

– Осторожно к берегу, – велел я. – Идти так, чтобы видеть отчетливо, но не слишком близко.

– Пока не увидим, – добавил Фицрой, – из-за чего приближаться стоит!

– Именно, – согласился я. – Деревушки рыбацкие пропускаем, нужен большой город. Чем больше, тем лучше.

Фицрой в сильнейшем возбуждении потер ладони с таким скрипом, словно размалывает крупнозернистый песок.

– Впервые, – признался он, – приближаюсь к чему-то вот так… ну, не сам, а когда меня несет… В этих плаваниях по морям что-то есть. Стою и двигаюсь… здорово. Непривычно.

– Но опасно, – заметил Ваддингтон ровным голосом. – Потому нужно быть начеку. И чтоб меч под рукой.

Корабль изменил курс, продолжая ход в том же направлении, но и постепенно приближаясь к берегу.

Я рассмотрел не только песок, но и роскошные деревья по ту сторону пляжа, который пока что никто не считает пляжем, а назови его так, любой удивится, берег можно использовать вот так – не для чего, а просто так вот.

– Выравнивай, – велел я. – Ближе не стоит.

Все жадно всматривались в берег, хотя тот абсолютно такой же, как и в Дронтарии, но всегда от чужой страны ожидаешь чего-то особенного. Дважды видели проходящие совсем близко у берега кораблики, которые теперь не только у меня не поворачивается язык называть кораблями, а так, суденышки.