Небывальщина

Якушкин Павел Иванович

— А ужъ мы тебя, Павелъ Иванычъ, теперь величать не станемъ, шепнула мн одна двушка.

— Отчего такъ?

— Нельзя, другіе гости обидятся; тебя и такъ больше всхъ величали:

— Да Христосъ съ вами! величайте кого хотите; лишь бы весело всмъ было.

— Нтъ, ни гостей не станемъ величать теперь: надо жениха съ невстою.

И запли, какъ матушка родная уговаривала свою доченьку посадить мила дружка на кроватушку,

Разговоры разговаривать,

Про его родню разспрашивать.

Добрый

молодецъ (по псн), тряхнувъ кудрями, такъ отвчалъ:

У меня семья веселая!

У меня родня богатая:

По губерньямъ — губернаторы,

По уздамъ — все исправнички,

По селамъ — славны головы!

Пропли, тогда стали отецъ-мать благословлять жениха-невету поной.

Пало перо

Перо легкое!

То не перо

То не легкое:

Палъ Иванъ,

Палъ Ивановичъ,

Передъ образомъ,

Богородицей,

Всепречистою;

Передъ батюшкой

Да родименькимъ,

Передъ матушкой

Да родимой-то!

А и всмъ имъ —

Слава — по ровну!..

Стало быть конецъ и двичнику…

Скоро сказка сказывается, да не скоро дло длается. Долго-ли, коротко-ли, а двичникъ справили и надо искать ночлега. Мои собесдники, кто вполпьяна, а кто и совсмъ пьянъ; какъ такъ ни разговаривай, а оставаться нельзя: надо было или цловаться, или драться; я хе въ то время ни имлъ охоты ни къ тому, ни къ другому, а потому счелъ за лучшее — уйти.

Опятъ пошелъ я стороною незнакомою… А ночь — хоть деньги считай!.. Вышелъ я изъ избы и пошелъ въ городъ. Только что я вышелъ на дорогу — мн большой обозъ порожнякомъ по пути.

— Путь во Бог! крикнули изъ обоза мн.

— Путь во Христ! отвтилъ я, снявши шапку и поклонившись міру.

— Куда Богъ несетъ?

— Въ городъ.

— Въ городъ?

— Да, въ городъ.

— Садись! Мало подвеземъ, заговорили мужики:- садись… садись, мало подвеземъ.

Я слъ.

— Отколь, человкъ? спросилъ меня мужикъ, съ которымъ я слъ, на сани.

— Изъ-подъ Москвы.

— А! Изъ-подъ Москвы?

— Изъ-подъ Москвы?…

— Ну, да, изъ-подъ Москвы.

— Гм… гмъ…

— А вы откуда?

— А мы изъ Жигаловки! отвтилъ тотъ съ достоинствомъ.

— Гд эта Жигаловка?

Мужикъ посмотрлъ на меня не то съ презрніемъ, не то съ недоумніемъ.

— Гд Жигаловка?

— Да, гд Жигаловка?!

— Жигаловка?

— Да, Жигаловка.

— Да разв въ Москв не знаютъ про Сергя Жигаловскаго?

— Можетъ и знаютъ; только я не слыхалъ.

— А вотъ какой у насъ Серега: дай ему цлковый: «поди за водкой!» —

«Я водки не хочу!..» А водку любитъ: — во! Душа!.. «Да пожалусто… душа!..» Слзетъ съ печки:. «Ну, дай пошлю…» — Выйдетъ на крылечко, посмотритъ: есть кто, пошлетъ, а нтъ — самъ ни за какія тысячи не пойдетъ.

— Ужь будто и совсмъ не пойдетъ? спросилъ я, будто не довряя его словамъ.

— Да ты знаешь, какъ онъ живетъ?

— Нтъ, не знаю.

— А вотъ какъ: живетъ онъ въ лсу… Дрова, значитъ, рукой подать… Палкой швырнуть — докинешь… Холодно ужъ изб, дться не куда. Онъ пойдетъ, дровъ нарубитъ, печку стопитъ. Станетъ въ изб холодно, онъ на печку взлзетъ; на печк холодно, онъ въ самую печку проползетъ! Вотъ какой! Станетъ холодно въ печк, онъ опять дровъ охапку нарубитъ. Вотъ какой!.. А въ Москв будто не знаютъ Жигаловскаго Серегу?

— Должно быть знаютъ, недоврчиво отвчалъ я:- только я не знаю.

— Врное слово говорю: знаютъ.

Ми немножко помолчали.

— А вы куда дете? спросилъ я моего спутника по дорог.

— А мы въ лсъ демъ, любящій ^[3] человкъ; въ казенный лсъ…

— Зачмъ?…

— А дровецъ нарубить.

— Лсъ-то казенный?!

— Казенный, другъ любящій!

— Братцы, дло плохо!

— А чмъ плохо?

— Лсъ-то казенный, а не твой!? По закону будетъ это кража.

— Вона, куда захалъ!..

— Да какъ же?

— Ворами насъ не обзывай! Мы не воры! спроси по околодку: былъ у насъ воръ?

— Да это хоть и такъ…

— А какъ же?

— Вдь лсъ-то казенный?

— А садилъ лсъ-то это нибудь? Твой лсъ-то садилъ это?

— Да… ты…

— То-то и есть. Божья благодать — для всхъ, какъ есть для всхъ!

— Ты должонъ возчувствовать! заговорилъ убдительно старикъ, одинъ изъ обоза. — Ты это возчувствуй: кто работаетъ, тому за работу, за его потъ значитъ, и плата идетъ. Вотъ къ примру пахотьбу взять: ты вспахалъ, взборонилъ, засялъ; опять запахалъ; ждешь цлый годъ, что Господь зародитъ. Зародитъ Господь — не вотъ возьмешь!.. А ты ее въ самое горячее времячко сожни, свяжи, да въ копны положи… Вотъ ежели т копны взять — кража!.. За эту кражу передъ Богомъ отвтъ должонъ будешь держать!.. Для того должонъ будешь отвтъ держать, что здсь, на той копн, потъ, кровь человчья лежитъ… Я работалъ, трудился, ночей не досыпалъ, а ты взялъ ее матушку да м поднялъ! Моя слезы на теб взыщутся!.. А лсъ, ты говоришь: кто его садилъ? — Богъ! — Кто его берегъ-ростилъ? — Все таки Богъ!.. Такъ ты не моги говорить, что твой лсъ: лсъ Божій!.. Спроси у стариковъ: «Чей лсъ?» — Лсъ възжій! скажутъ теб т старики.

— Какъ възжій?

— А такъ възжій: кто значитъ въхалъ въ лсъ, тотъ и руби.

— А поймаютъ? спросилъ я, удивляясь такого рода доводамъ.

— А поймаютъ: знамо дло! Поймаютъ, хоть въ казенномъ лсу, хоть въ барскомъ, подъ отвтъ попадешь, для того, что не всмъ это понятно… Попадешься — судить станутъ.

— А когда попадешься?! возразилъ одинъ изъ моихъ спутниковъ, повидимому надявшійся на себя.

— Все въ руц Божіей, отвчалъ разказчикъ: — все въ руц Божіей!

— Я теб, парнюга, разскажу дло, заговорилъ одинъ торопливый мужиченко: — разскажу дло, такъ дло! Тридцать лтъ воровали всмъ міромъ: всему міру хорошо было; одинъ изъ міру воровать не хотлъ — сколько муки отъ господъ перетерплъ — чуть въ Сибирь не угодилъ!