Нечаянный король
Шрифт:
– А потом, месяца три назад, – она потупилась, – начал он, ваше величество, ко мне всерьез подступать, как с ножом к горлу, насчет того, чтобы не дожидаться церемонии, а уже теперь малость побаловать, как законный муж с законной женушкой… Я, государь, не какая-то там кисейная недотрога, готова кое-что парню позволить, в особенности законному жениху, но такой уж дурой меня мама воспитала, в традициях рода и в дворянской чести. После свадьбы – со всем нашим пылом и прилежанием, а вот допрежь – погодите, господин жених… Одно дело, когда парень руки распускает, это даже как-то и положено, только вот насчет сеновала – уж извините… А он разгорелся, так и норовит уложить где ни попадя…
Сварог присмотрелся к ней внимательнее. До холеных светских красавиц ей, конечно, далеко, но девочка была все же приятная, ладненькая и симпатичная, так что легко понять томящегося жениха, вынужденного ограничивать себя доступными служанками…
– Все руки ему отбила, – хихикнула хозяйка замка. – А потом,
– Врал, наверное, – сказал Сварог, подначивая ее. – Чего ни придумаешь, чтобы от такой красавицы своего добиться…
– Скажете тоже! – махнула она на него рукой, совершенно освоившись. – Не красавица, а сплошные конопушки… Да нет, не врал! Я сама поначалу думала, что врет, но он подарки делать стал… Я таких никогда и не видела. Вот представьте себе: самый обыкновенный стеклянный шар, с кулак… Капаете на него капельку воды – там, наверху, есть особая вмятинка – и он всю ночь до рассвета светился почище лампы! Я его пастухам отдала, овцы как раз окотились, а керосин жечь накладно… Он в деревне сейчас, в овчарне. Или – самая вроде бы обыкновенная сковородка, только без ручки и с толстым дном. Если повернуть на ней особый шпенек, она сама печет, что хочешь – и без огня, и без масла… Она у меня в кухне сейчас, хотите, покажу?
– Потом, – сказал Сварог. – Я и так верю.
– Вот вы – король, повидали мир, людей… а кое-кто у нас говорит, что вы и вовсе лар… Видели вы такие штуки?
– Не доводилось, – искренне сказал Сварог. – Похожее что-то видел, но вот в точности таких… Нет. Это не отсюда.
– Ну, и мне в конце концов пришлось признать, что он мне нисколечко не врет. Что там и в самом деле какие-то непонятные тропинки неведомо куда… И когда он опять стал приставать, я поставила вопрос ребром: пусть он мне покажет этих чужаков, – в ней вновь проглянула истовая любительница рыцарских романов с их поразительными и ужасными чудесами. – Торговались мы до одури, как перекупщики на ярмарке, я уж вам и не буду рассказывать, ваше величество, какого озорства он с меня за это потребовал, – ну да ладно, от этого девушки не убудет, пришлось согласиться, меня уже любопытство разбирало, как чесотка… Короче, ночью он меня провел в замок. У глэрда и не замок, строго говоря, одно название – ни стен, ни башен, дворец дворцом, так что пробраться туда черным ходом вовсе даже нетрудно… Спрятались мы под лестницей в большом зале, дождались часа… мамочки мои! – Она передернулась. – Не соврал! Висит на стене преогромное зеркало, от пола до потолка, сначала было самое обычное, а потом по нему огоньки забегали, все гуще и гуще, из зеркала туман поплыл, заволок все, улетучился неведомо куда – и стало видно, что это уже не зеркало, а как бы туннель в скале, у нас есть такой неподалеку… Светится изнутри, и идут оттуда какие-то… в плащи с капюшонами закутаны, ни рук не видно, ни лиц, одни плащи, походка какая-то неправильная, не такая, дерганая… – Она привстала и прошлась, переваливаясь, добросовестно пытаясь передать неправильность походки. – Тюки несут, длинные свертки, ведут ящерицу, длиннющую, вроде морского гривастого крокодила, а у нее на спине тоже куча тюков привязана… А глэрд Рейт стоит себе возле рамы, как ни в чем не бывало, словно он с ними сто лет знаком, сто жбанов вместе выпили, кланяется да ручкой делает, и они ему кивают, уроды, шеей дергают, словно череп на палке наклонили… И стук, словно когтями по полу брякают… – Она театрально, с размаху шлепнула себя по лбу. – Кое-как я оттуда убралась, ноги не гнулись. Уж в тот вечер, когда провожал в замок, этот обормот меня лапал, как хотел, а потом, в лесочке, прислонил к дереву, и распрощалась я со своей невинностью без особого барахтанья, потому что от страха была, как вареная, пошевелиться не могла, перед глазами стояли эти чудилы в капюшонах с их нелюдской походочкой…
Сварог давно уже слушал внимательно и цепко, позабыв кивать и поддакивать, нехорошо сузив глаза. Она не врала, ни словечка не врала…
– Оклемалась я только у себя в спальне, – продолжала девчонка охотно. – И поняла, насколько влипла. Невинности, конечно, жалко, ну да все равно с ней расставаться бы пришлось… Хуже другое. Вы, наверное, государь, и не знаете, но в нашей державе испокон веков бытует такое мнение, что ничего доброго из зеркала выйти не может. Даже поговорка такая есть: «Чтоб к тебе ночью из зеркала гости нагрянули!», и поговорки есть вроде «Хуже, чем из зеркала вылезший…». Откуда это пошло и на чем основано, я не знаю, только с малолетства помню, как пастухи рассказывали страшные сказки про зеркала, зазеркальные омерзительные страны, про чудовищ,
– И тогда… – сказал Сварог.
– И тогда я ему написала, что разрываю обручение – хоть оно и с записью…
– Как это? – искренне не понял Сварог.
– Так у нас заведено, государь. Есть просто обручение, его еще можно отменить, совсем даже легко, но после простого обручения происходит другое, уже серьезнее, с клятвенной записью в шнурованной книге королевского нотариуса нашей губернии, и вот оно-то имеет почти такую же силу, как законный брак, отказаться от него по простому капризу никак нельзя. И глэрд, и королевский пристав тебя заставят, как миленькую, и будут правы по закону. Вообще-то, правило полезное, оно для того и придумано, чтобы к браку относились серьезно и никому не было кривды… только в таких вот случаях, вроде моего, оборачивается скверной стороной. Потому я вместе с письмом глэрду отослала и прошение вашей королевской милости – написала, что у меня есть веские причины идти против установлений, что жених мой, как и его дядя, – завзятый чернокнижник, и в семью к ним я ни за что не пойду… Только от вас пришло распоряжение оставить все по-прежнему… Так и написано: «Оставить в прежнем состоянии». И ваша подпись. Хотите, покажу? Вот оно у меня, в холстинку завернуто…
Обнаружив свою несомненную подпись на листке бумаги с Малой королевской печатью, пришпиленном к прошению с помощью засургученной булавки, Сварог смущенно опустил глаза. Сказал виновато:
– Я же говорил – секретари подносили вороха бумаг… Скорее всего, я твоего прошения и не видел вовсе, а видел сделанный писцами экстракт на две строчки, с пометкой заведующего канцелярией. Согласуясь с этой пометкой, я и подмахнул…
– Как же так можно, ваше величество…
Сварог поерзал на шатком стуле. Не стоило посвящать ее в запутанные дебри бюрократии, причудливые странствия бумаг, резолюций и пометок, способных надолго ошарашить человека неподготовленного…
– На другой день прискакал королевский пристав, то есть ваш, – сказала девушка. – Вся округа знает, что он у глэрда на полном содержании, с потрохами, душой и телом… Велел мне нынче же готовиться к свадьбе. Я так понимаю, жених мой проболтался дяде. Убить меня они опасались, вот и решили быстренько устроить свадьбу, чтоб обезопаситься на будущее. По нашим законам, будет вам известно, супруги друг против друга свидетельствовать не могут, их показания изначально в расчет не принимаются… Я, конечно, взвилась, у меня кровь отцовская, буйная. А его, должно быть, крепенько настропалили, чтобы без меня не возвращался. Врезал мне по шее – до сих пор больно, – обозвал непристойным словом и заорал, чтобы я собиралась в три минуты, иначе он меня за волосы притащит… Он даже и не дворянин вовсе, из градских обывателей выслужился… Мои вассалы его сгоряча приложили пастушьим посохом по темечку – всего-то разок, зато на совесть, он и не дрыгался почти, душа вылетела, как пробка из бутылки… И ничего мне больше не оставалось, кроме как поднимать мятеж… Одна была надежда – что на суде вашей милости все же дадут объясниться, а там – как знать…
Сварог грустно покривил губы. Конечно, мятежников, объявивших рокош по всем правилам, не полагается вешать на месте, их непременно должен судить Высокий Суд Королевской Скамьи… если выживут при штурме. Десять против одного за то, что успевшая принять водочки гвардия, разгоряченная боевым азартом и разъяренная неизбежными потерями, с ходу порубила бы в капусту всех, до кого смогла бы дотянуться клинками, как оно частенько и случается. В общем, глэрд Рейт рассчитал все почти безошибочно, и шансы выиграть у него были: Сварог мог и не поехать к замку. А глэрд мог лично принять участие в штурме – он же сюзерен здешних мест, это, в конце концов, его обязанность – и уж нашел бы случай дотянуться до девчонки, даже уцелей она при штурме… Неглупо.
– Собирайся, – решительно сказал он, вставая. – Побеседую я по душам с твоим глэрдом, так, что надолго запомнит…
Глава одиннадцатая
ОТРАЖЕНИЕ ЗОЛОТА
…В сводчатом подвале, расположенном значительно ниже уровня земли, было душно и темно – на стене, воткнутый в ржавую железную державку, чадил и потрескивал одинокий смоляной факел. Здоровенный одноглазый субъект самого неприятного облика, стоя лицом к присутствующим, ворочал железные прутья, раскалявшиеся на углях в продолговатом железном же ящике, столь невозмутимо и буднично, словно готовил шашлык, а не пытошные орудия. Из одежды на нем имелась лишь короткая кожаная юбка. Его подручный, столь же здоровенный и неприятный – вот только у этого оба глаза были целы, – громко ругал третьего, должно быть, самого младшего по должности: