Нечаянный король

Бушков Александр Александрович

Мара присвистнула сквозь зубы:

– Одну копченую рыбу все-таки ухитрились спереть, прохвосты. Хорошо помню, что их было семь, «благоприятное число», а теперь не более чем шесть…

– Не придирайся, – сказал Сварог. – Между прочим, они о тебе то же самое думают – что ты под шумок, пользуясь служебным положением, кормишь своих гостей с королевского стола… А что еще им думать, коли они не знают, что я тут?

И повернулся к двери, чувствуя, как рот сам собой растягивается в улыбке. Дружелюбно рявкнул:

– Ну, что встали, обормоты? Почему никто на шею не бросается? Не к чужим приехали!

Первым

вошел Бони – такой же здоровенный, вот только румянца в лице что-то поубавилось, да над ремнем явственно выпирал живот. Двигавшийся следом Паколет тоже мало напоминал уже прежнего тощего недокормыша – щеки у него лоснились, фигура приобрела этакую сытую округлость, разве что редкие кошачьи усики остались прежними. Оба и двигались как-то иначе – осанисто, вальяжно, степенно.

– Ну что вы в дверях торчите?! – нетерпеливо воскликнул Сварог, делая шаг вперед.

– Кто ж вас знает, ваше величество, – осторожно сказал Бони, неторопливо продвигаясь к нему. – Вы, говорят, заматерели, не счесть титулов с орденами, Небесным Престолом отмечены… Полезешь по старой памяти ручкаться, позору не оберешься…

– Болваном был, болваном и остался, – сказал Сварог беззлобно, крепко обнял его, похлопал по спине, потом тем же способом приветствовал Паколета. Отстранился, внимательно их оглядел. – Ребятки, а ведь вы, провалиться мне на этом месте, здорово жирком обросли…

– И не говори, командир, – уныло сказал Бони прежним, естественным тоном, моментально заставившим вспомнить старые доблестные времена (не столь уж и старые, впрочем, всего-то полгода промелькнуло). – Чего уж нас щадить, скажи попросту: салом заплываете, кабаны… Святая правда. – Он звучно похлопал себя пониже ремня. – Эвона, бурдюк топырится, чтоб ему… Привет, рыжая! – обернулся он к Маре. – Волосья отрастила, похорошела-подросла, оружием увешана, как встарь… Много народу поубивала, пока не виделись?

– Мне хватит, – скромно ответила Мара.

– То-то мы, пока шли, видели – из каждой канавы ноги торчат, сразу на тебя и подумали…

– Трепло деревенское, – с достоинством ответила Мара.

– Увы, рыжая, увы… – ответил Бони с той же неприкрытой грустью. – Давно уж не деревенское, а вполне даже королевское. Ты не смотри, что я корону дома на гвозде оставил, – мы нынче тоже настоящие короли, хоть и младшие братья большеньких… А это кто? – Он подошел к Элкону, обошел его кругом, как столб, критически оглядывая. – В очечках, надо же…

В мгновение ока он сграбастал юнца поперек талии, оторвал от пола и ловко крутанул на триста шестьдесят градусов, так, что пятки молодого лара на секунду оказались направленными в потолок. Ухитрившись при этом не уронить у него с носа очки, поставил назад, поцокал языком:

– Хлипковат. Надо полагать, он у тебя, командир, по ученой части?

Элкон сердито поджал губы, но грубость стерпел, вежливо раскланялся:

– Совершенно справедливо изволили заметить, милейший, по ученой главным образом…

– Ну, ничего, дело полезное, – благодушно сказал Бони. – Я вон тоже научился читать не только по-печатному, но и по-писаному, и даже, командир, не поверишь, писать умею! Почти что без ошибок. А если мне на ошибку какая въедливая зараза укажет, я уже не конфузюсь, а спокойно отвечаю:

мол, своим королевским указом велел намедни изменить эту, как ее… орфографию и в данный текущий момент как раз по этой новой орфографии и пишу… – Он похлопал Элкона по плечу. – Молодец, держись командира. У командира редкостный талант выводить в люди всех, кто ему вовремя подвернется под руку и найдет в себе достаточно ума, чтобы встать под знамена, в ряды, так сказать… Вот посмотри на меня, кто я был в прошлом году? Беглый мятежник без гроша в кармане, без документов, без цели в жизни… А теперь? Натуральный король, с подданными, с дворцом, с фаворитками, чтоб их черти взяли… А этот вот хмырь, – показал он через плечо большим пальцем на ухмылявшегося во весь рот Паколета, – и вовсе в Равене кошельки тырил, курей воровал по окраинам. Зато теперь – фу-ты, ну-ты! – ронерский маркиз и арирский барон, поместье у него, замок с башенками, вассалы шапки ломают, орденами звенит… А все почему? Потому что вовремя догадался в ногу маршировать за командиром…

– Все это весьма познавательно, – как ни в чем не бывало поклонился Элкон. – Однако я и без ваших поучений успел понять, что лорд Сварог – личность незауряднейшая.

– А он у тебя с гонором, командир, – фыркнул Бони. – Если еще и не дурак, далеко пойдет… Так-так-так… – сказал он, подошел к столу и, не обращая внимания на заманчиво благоухающие яства, уставился на Караха, примостившегося на широкой спинке дубового стула. – Чтоб меня об сарай шваркнуло! Натуральный домовой! И в орденах весь, надо же… Отроду не слышал про домовых при орденах, даже с простенькой медалюшкой, по-моему, ни одного не было…

Карах, тоже уже обучившийся придворным политесам, вежливо ответил:

– Между прочим, любезный король, я имел честь сопутствовать командиру в опаснейших предприятиях, пока вы у себя в деревне гусей пасли…

– Вот уж чего сроду не делал, – беззлобно ответил Бони. – У нас в Скатуре гусей не было. Гуртовщиком был, это точно, не отрицаю, да это ж не позор… Значит, это тоже сподвижник? Ну, в таком случае – наше нижайшее! Командир в сподвижники кого попало не выберет – вон, один я чего стою… Писаный балладный персонаж. Вы чего так скептически ухмыляетесь, господин в очечках? Про меня, чтобы вы знали, самый настоящий поэт самую настоящую поэму пишет, самым что ни на есть стихослагательным манером – то ли блямбом, то ли холерой, не помню точно… В пяти частях, с восхвалительным прологом и прославительным эпилогом. Точно вам говорю, настоящий поэт, из Сословия Свободных Искусств, в трех университетах учился, книжки печатал. Я его не уговаривал, сам из Ронеро приблудился…

– И жрет у тебя на поварне, поди, за троих? – невинным голоском поинтересовалась Мара. – И вино хлещет за четверых, и золотишко у тебя тянет?

– Не без этого, – чуть смущенно сознался Бони. – А что поделать? Приличный король должен покровительствовать искусствам, это везде написано. Мой придворный стихоплет хоть поэмы пишет и репутацию ценителя искусств мне создает, а просто придворные, все эти там камергеры и кухмистеры, за те же денежки только милости выпрашивают и золотые вилки с солонками со стола прут на каждом обеде… Повесил одного с вилкой в зубах, так, ты думаешь, помогло и перевоспитало? Хрена с два! Хоть к столу солонки приколачивай, право слово…