Недолгое правление Пипина IV
Шрифт:
— Как вы это называете?
— Мартини.
— Итальянского происхождения?
— Нет. Пипин, я не хочу тебя выгонять, но считаю долгом предупредить: сейчас придет Клотильда со своим новым другом. Для удобства у меня имеется задняя дверь. Если хочешь уйти незамеченным…
— Что за друг?
— Американец. Может статься, его заинтересуют некоторые этюды.
— Дядя Чарли!
— Надо как-то жить, племянник. Никаких королевских доходов мне не назначено. Кстати, есть такие?
— Что-то не слыхал. Есть, правда, новый американский заем, но Тайный совет не выпускает его из рук. Знаете, Тайный совет очень напоминает мне недавнее республиканское правительство.
— Что же тут
— Значит, вы собираетесь использовать свое положение, чтобы надуть американца? Дядя Чарли, благородно ли это?
— В сущности, да. Мы с ним все обдумали. Я ничего не утверждаю. Нравится картина — он покупает. Я только говорю: «Это вполне мог бы написать Буше». И действительно, мог. Чего только не бывает.
— Но вы же дядя короля! Обманывать простолюдина, да еще американского… это все равно что… все равно что стрелять в птиц, высиживающих птенцов. Англичане это не одобрили бы.
— Англичане выработали свои методы сочетать аристократизм с коммерцией. У них более богатый и более свежий опыт, чем у нас, но мы научимся. А пока… что плохого, если я попрактикуюсь на богатом американце?
— А он богат?
— То, что у американцев называется «денег куры не клюют». Кстати, его отец — яичный король в местечке Петалума.
— Ну, хотя бы вы не обираете простой народ.
— Ни в коем случае, дитя мое. В Америке простолюдином становишься, только если ты полностью неплатежеспособен.
— Дядя Чарли, если вы составите еще один… как вы его называете? Я, пожалуй, останусь и познакомлюсь с этим яичным принцем. И Клотильда серьезно относится к этой… дружбе?
— От всей души надеюсь, что серьезно. У отца, X. У. Джонсона, двести тридцать миллиардов кур.
— Боже милостивый! — воскликнул Пипин, — Слава Богу, Клотильда не повторяет ошибки небезызвестной английской принцессы, которая отдала сердце простолюдину. Благодарю вас, дядя Чарли. Знаете, у вас начинает неплохо получаться. Последний намного вкуснее.
Тод Джонсон был не более знатного рода, чем первоначальный Карл Мартелл. В 1932 году бакалея Джонсона в Петалуме, штат Калифорния, получив толчок, сообщенный ей так называемой Великой депрессией, незаметно прекратила свое существование. В 1933-м X. У. Джонсон, отец Тода, попал в федеральные списки по безработице и был назначен на дорожные работы.
X. У. Джонсон не возлагал вину за свое разорение на президента Гувера, но никогда не простил президенту Рузвельту того, что тот кормил его.
Когда, за неимением рефрижераторов, организация помощи безработным раздала живых кур, мистер Джонсон, прежде чем съесть, продержал их некоторое время на заднем дворе. И его поразило, что такие безмозглые птицы сами нашли себе пропитание на поросшем сорняком клочке земли позади его дома.
Все два года, пока он работал в бригаде дорожных рабочих, Хэнк Джонсон размышлял о курах. Когда умерла его бабушка и оставила ему три тысячи долларов, он немедленно купил десять тысяч цыплят. Авантюра провалилась, большая часть первой партии цыплят околела от какой-то болезни, от которой у них высохли перья и почернели гребешки. Но Джонсон был не из тех, кто отчаивается. Заинтересовать его было трудно, но уж если он чем-то заинтересовался, сбить его было еще труднее. Он написал в департамент сельского хозяйства и попросил брошюру о курах. Из брошюры он почерпнул много сведений о том, как разводить кур. Не говоря уже о болезнях, прочел он там, куры остаются непозволительной роскошью, пока вы не заведете 50 000 штук. Тут вы уже можете покрыть свои расходы. Имея 100 000 кур, можете надеяться на небольшую прибыль. После полумиллиона — можете рассчитывать достичь
Не стоит вдаваться в организационные планы Джонсона. Они включали мелкие вложения, сделанные кое-кем из соседей и всеми без исключения родственниками, которых он уговорил вложить деньги в исходные 200 000 цыплят.
Когда полмиллиона птиц обеспечили прибыль, деньги были возвращены с благодарностью и небольшим вознаграждением. С тех пор X. У. Джонсон крепко стоял на своих ногах.
Тоду исполнилось три года, когда в клетках начал гулять первый миллион. X. У. к тому времени уже получил правительственную дотацию на корм и продавал яйца и цыплят на жарку для армии и флота.
Тод учился в петалумских частных школах. В старших классах он вступил в сельскохозяйственный клуб и узнал там довольно много о курах: их поведении, болезнях, привычках. А также успел проникнуться отвращением к их глупости, мерзкому запаху и нечистоплотности.
К тому времени, как он закончил школу, для него и вообще отпала необходимость интересоваться птицами, на которых зиждилось богатство семьи. Фирма X. У. Джонсон превратилась уже в фабрику. Куриные тушки и миллионы яиц непрерывно сходили с конвейера. До контор Джонсона не долетал куриный запах, да и самих кур там уже никто не видел. Поместье Джонсонов располагалось на прелестном холме чуть подальше загородного клуба. Энергию свою и способности старший Джонсон больше применял к цифрам, чем собственно к белым леггорнам. Единицей теперь стала уже не одна кура, а 50 000 кур. Компания превратилась в корпорацию, где держателями акций были X. У. Джонсон, миссис X. У. Джонсон, Тод Джонсон и юная мисс Хейзи Джонсон, красивая девушка, которая уже трижды завоевывала титул яичной королевы на петалумском птицеводческом карнавале.
Теперь семье по американским правилам пришло время вырасти в династию.
Когда Тод поступал в Принстон, акции были обеспечены сотней миллионов кур. Не следует, однако, думать, что акции отражали только куриное поголовье. Корпорация продавала также корма, проволоку, брудеры, инкубаторы, холодильные установки и вообще все оборудование, которое мелкому предпринимателю необходимо приобрести, прежде чем начать путь к банкротству.
X. У. Джонсон нес свой титул яичного короля, можно сказать, с изяществом, хотя и был настоящим воротилой. Он откупил свою старую бакалейную лавку и основал в ней музей. Единственной его агрессивной чертой была ненависть к демократической партии, для чего он имел свои основания. В остальном он был человек отзывчивый, щедрый, с широким кругозором. На лужайке перед домом у него бродили павлины, а также имелся искусственный пруд с белыми утками.
Тод тем временем успел поучиться понемногу в четырех университетах: в Принстоне — ради умения одеваться; в Гарварде — для приобретения акцента; в Йейле — для выработки убеждений и в университете Виргинии — для хороших манер. Он вышел оттуда подготовленным к жизни во всем, кроме искусства и заграничных путешествий. Знание первого он приобрел в Нью-Йорке, где развился его вкус к модерну в джазе, а поездка по Европе во время реставрации французской монархии довершала его образование.
Его дружба с Клотильдой росла с быстротой шампиньонов в подвалах Парижа; цвела, как цветут герани в цветочных ящиках при уличных кафе. Клотильда заботливо растила хрупкое растение, не позволяя ему отклоняться дальше гостиницы «Фуке», с одной стороны, и отеля «Георг Пятый» — с другой, ибо в этом районе сугубо американский облик Тода проходил незамеченным. Не хотелось также принцессе испытывать неловкость, какая возникла бы при встречах с французами. Роман пошел крещендо за обедом в «Селекте», когда Тод, пригнувшись над столиком и с трудом оторвав взгляд от ее бюста, хрипло сказал: