Недометанный стог (рассказы и повести)
Шрифт:
Широко зевнул и стал подниматься к дверям. Не заходя в дом, обернулся и проговорил:
— Вот и разругались. И с ими не пошел. А с другой стороны, посуди, радости-то у них… Каждая, гляди, сейчас пошла к себе. Одна, так и есть одна. Ну, спокойной ночи.
Он ушел в дом, а я стоял и смотрел в сумеречные луга и туда, где когда-то стояла школа. Все темнело да темнело. И ничего уже там видно не было. И ничего не было слышно.
Росток
Жена у Андрея померла в
Андрей похоронил ее, участвуя во всех хлопотах тупо, с видом умалишенного, так что сельчане стали побаиваться за его рассудок. А когда похоронил, заколотил дом, перевез ребят и сам переехал к своей тетке. Тогда вдруг словно проснулся, и его взял ужас.
Только тут до него полностью дошел весь трагизм его положения, во весь рост встало его горе. Ведь он жену-то очень сильно любил.
Он так любил ее, уж так любил, как никого в жизни, как не любил ни себя, ни родителей, которых плохо помнил. Воспитывался Андрей у тетки. Женился по любви, раз и навсегда, и не представлял себе какой-то иной жизни, и не задумывался никогда, что может так получиться.
Андрей просто счастлив был своей жизнью, своей семьей, знал, что его семью считают примерной в округе, гордился этим и, как говорят, разбивался для семьи в доску. Вся жизнь его была тут.
Он и не помышлял о создании какой-то новой семьи и теперь совсем не понимал, что делать. Слезно выпросил отпуск, хотя в совхозе время было горячее, а он считался лучшим механизатором. Ему, конечно, посочувствовали, отпустили.
Но он за весь отпуск ничем не помог тетке, даже за ребятишками не глядел, а сидел на завалине у теткиного дома с утра до вечера, кидал невнимательные взгляды по сторонам и, признаться, совсем не думал ни о чем толковом, мысли приходили какие-то дурацкие и отрывочные.
Подойдут соседи — Андрей поговорит. Отвечает разумно, но односложно. Отойдут — опять ему ничего путного в голову не приходит. Сидит-сидит, потом сходит в дом пообедает. Опять сидит. А ночью курит в сенцах и на повети да пьет холодную воду. Тетка тоже не спит, ходит за ним, боясь, чтобы не заронил где-нибудь, не спалил дом.
Даже собственные ребятишки его побаиваться стали, хотя он раньше очень ласков был до них. Подойдут — Андрей смотрит на них искоса, как на пустое место. Станут приласкиваться — он отмахивается. Словом, совершенно человек потерялся.
Тетка пошла к Мызихе, опытная такая бабка тут жила. Принесла ей яичек и трешницу. Бабка пошептала на воду, помудрила чего-то над углями, а сказала неопределенно:
— Если не рехнется, поправится.
Во второй половине отпуска сошел он с завалины и каждый день стал ходить на кладбище — делать ограду, устраивать могилу как следует. Ограду
Выехали во второй половине дня, скоро стемнело, пошел небольшой снежок, но дорога была видна.
А пряталась та дорога, пробитая бульдозером, между двух высоченных отвалов из снега, каждый выше человеческого роста. И хотя бесилась крутозадая буланая кобыла и норовила взять в сторону, уйти из-под власти ездока, не хватало ей прыти, чтобы сигануть через отвал. И понесла она вперед так, словно не взнуздана была, никакие удила не держали. Жена так перепугалась, что сунулась к Андрею под полу тулупа, прижалась к нему всем телом, как малый ребенок. Андрей же ничего не боялся и только подгикивал да ухал. Уверен он был, что сломает этой кобыле шею, по не позволит вытряхнуть жену.
Потом приобошлась лошадь, замучилась, стала смирней, но жена так и не отцепилась от Андрея до самого лесопункта.
Только и мог погордиться он перед ней, что своей физической силой. Считал он жену умнее себя, красивее, опытнее в житейских делах.
Оно и было похоже, что так. Хоть и кончила жена семь классов, столько же, сколько и он, а вот он ее мыслей не мог угадать, а она мысли запросто угадывала.
Андрей даже побаивался этой какой-то тайной, колдовской женской силы. Раскроет он рот, чтобы заметить, что вроде пора баню топить, а она говорит как бы между прочим:
— Сегодня баню затоплю.
Он с утра никогда не завтракал, вставал рано, уходил поработать что-нибудь. Есть поговорка в наших местах: «Завтрак заработать нужно». Вот возвращается Андрей к завтраку, шагает тропкой через зеленя и думает: «Хорошо бы горячей ватрушки с картошкой». Приходит, умывается, садится за стол, а жена ставит перед ним ватрушки с картошкой н загадочно улыбается. Смотрит Андрей на нее в недоумении: как будто не намекал ничего…
И так во всем. Чудилось иногда Андрею, что жена знает его лучше, чем он сам себя. Это даже немного пугало.
Но уж где мог он показать себя, то и показывал. Работал много, споро не только на тракторе, но и дома. Ломил, как говорят здесь, вовсю. Дом, баня, двор — все было возведено своими руками. Пахал, сеял, косил, молотил, строил, — чего только не делал! И все ему казалось нипочем.
Почетными грамотами у них была завешана в доме целая стена. Частенько сиживал он в президиумах, хотя никогда и не выступал.
Если бы ему сказали, что ради спасения жены нужно отнести ее на руках за пятнадцать верст, он отнес бы. Если бы в доме случился пожар, а жена оказалась внутри, он бы растащил дом по бревну. На все хватило бы у него силы. А вот какой-то дурацкий вирус, которого и не увидишь, и кулаком не убьешь, положил его красавицу жену в гроб.