Недостреленный (АИ)
Шрифт:
— А как получилось, что по нам снаряды прилетали? — давил Ворошилов.
— Лошадку убили… — зло буркнул Архипка.
— Да, вот и лошадь у нас убило, — кивнул в ответ на его слова Ворошилов. — Случайно, скажешь? — вновь обратился к Осипову.
Командир батареи стиснул зубы и покраснел еще больше. Человек в кожанке стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Давай будем разбираться, товарищ Ворошилов, — принял участие в разговоре Сталин. — Товарищ Осипов, вы всё время сами командовали стрельбой?
— Нет, — Осипов смотрел прямо перед собой.
— В какой момент вы осуществляли
— Как только мы заметили преследование, по моей команде сразу же развернули орудия и после пристрелки попали в район движущейся цели, казачьей конницы, несколькими залпами.
— А дальше что? Кто стрелял? — ввернул вопрос Ворошилов.
— Товарищ командующий, товарищ чрезвычайный комиссар, — в разговор вступил молчавший до этого момента молодой человек в кожанке. — Мне показалось, что снаряды падают вблизи вашей брички, и я тогда временно отстранил военрука Осипова, как бывшего офицера, от командования батареей. Дальше стрельбой стал командовать я, комиссар Шейдин.
— То есть, это ваши выстрелы привели к попаданию в лошадь? — уточнил Сталин.
— Да, мои, товарищ чрезвычайный комиссар, — ответил Шейдин, сглотнув, и кадык дёрнулся на худой шее. — Дальше военрук Осипов под угрозой пистолета заставил меня прекратить командование и принялся стрелять сам.
— Так это, выходит, ты в конце отогнал казаков, — Ворошилов с недоверием посмотрел на военрука.
— Так точно, — коротко ответил Осипов, и Ворошилов, кашлянув, в изумлении покачал головой.
— Мы видим, что товарищ Осипов показал себя настоящим специалистом и умелым артиллеристом, — подытожил Сталин. — Мы с товарищем Ворошиловым убедились в этом… — секундная пауза, в которой, думается мне, Сталин хотел сказать что-нибудь вроде "на собственной шкуре", но подобрал другое выражение, — собственными глазами. Я считаю, что командир батареи товарищ Осипов заслуживает поощрения. Как думаешь, товарищ Ворошилов?
— Согласен, товарищ Сталин, — с заминкой ответил командующий.
— Товарищ Шейдин впредь должен лучше уяснить задачи комиссара, — продолжил Сталин. — В "Положении о военных комиссарах" указано, что комиссару запрещается вмешиваться в оперативную военную деятельность командира.
— Уяснил, товарищ Сталин, — проговорил Шейдин, виновато наклонив голову.
Это что сейчас было? Я воочию наблюдал, как Сталин столкнувшись с конкретным случаем из практических соображений был вынужден стать на точку зрения своего оппонента Троцкого в ограждении военспецов от нападок со стороны некоторых комиссаров и партийных деятелей, да от того же Сталина! Ведь полномочия комиссаров были расплывчаты, их можно было трактовать очень широко. Наряду с попыткой разграничить функции военкомов и военспецов в других пунктах различных положений военные комиссары имели право временно отстранить и даже арестовать военспеца, а на самих комиссарах лежала ответственность за измены командиров вплоть до расстрела. Вот это Сталин сумел меня удивить!
Тем временем приободрившийся военрук повел показывать командующему и чрезвычайному комиссару позиции батареи. Естественно, были жалобы и на снабжение и на нехватку бойцов. После обхода позиций вернулись к бричке,
— Нам кобылку бы… Оне Звёздочку загубили, пущай дадут теперича взамен. Как ездить-то… Несподручно.
Ворошилов взглянул на Осипова, тот на понурившегося Шейдина, затем командир батареи вздохнул:
— Дадим вам лошадь. Не старая ещё, в повозку запрячь можно.
Как я понял, оставаться в расположении батареи Сталин с Ворошиловым не планировали или не захотели, и спросив дорогу, мы направились к стоявшему не очень далеко рабочему полку, занимавшему позиции северо-западнее. Винтовочных патронов у меня хватило заполнить все три диска "льюиса", что придало мне некоторое спокойствие, хотя я и всматривался по пути в темнеющую даль, подспудно ожидая нового нападения.
Добрались до пехотного полка, сформированного из царицынских рабочих, мы приблизительно за час или меньше. Полк, по численности больше походивший на батальон, был без средств усиления, без приданной артиллерии и даже без пулемётов. У них были отрыты в одну линию окопы по грудь, которые занимали бойцы с винтовками. Патроны к винтовкам были, что радовало. Мы поспели к отрядному ужину, которым оказался кулеш, сваренный в нескольких котлах кашеварами. Жидковатая пшенная похлёбка с салом была нехитрым, и для многих привычным блюдом, ну а мне после долгого дня она показалась сейчас особенно вкусна.
Архип остался с лошадьми, а мы расположились у одного из небольших догорающих костров рядом с палатками или небольшими самодельными шатрами. Завязались разговоры, расспросы о "мировом положении", которые Ворошилов понятным языком разъяснял собравшимся. Посмотрев на некоторых бойцов, я вспомнил кое-какие давно прочитанные данные, и, когда беседа командарма с бойцами закончилась, наклонился к сидящему неподалёку Ворошилову и спросил:
— Климент Ефремович, а вот как по вашему, какие сурьёзные враги есть для рабоче-крестьянской красной армии?
— Германцы, — уверенно ответил тот. — Вот с ними, помнится, совсем трудно было. Умело воюют.
— Что есть, то есть, Климент Ефремович, — согласился я. — А ещё кто?
— Казаки конные. Налетят, пешим с ними трудно справиться, но с пулемётами отбиться можно.
— И всё? — продолжал спрашивать я.
— Ну а кто ещё, по-твоему? — удивился командующий. — Деникинские добровольцы? Сам не сталкивался, но, говорят, офицерьё умелое, сволочи.
— А вот, видится мне, ещё враг есть, — весело добавил я.
— Да что ты мне голову морочишь, — махнул рукой Ворошилов. — Кто ещё по-твоему?
Сталин, хитро посматривая, прислушивался к нашему разговору.
— Со всеми этими можно совладать. И германцев можно бить. И добровольцы отступить могут. Казаки тож не все против нас воюют, их сагитировать можно, беднота-то за нас. А вот с одним врагом договориться не выйдет, он завсегда против будет.
— Ну и кто ж это тогда? — насмешливо спросил командующий.
— Вошь это, Климент Ефремович, — уже серьёзно сказал я. — Я вот заметил, что многие бойцы тут почёсываются.