Недостреленный (АИ)
Шрифт:
Задачу ставили двоим назначенным начальникам охраны обоих эшелонов на заседании Военного совета в кабинете у Сталина, куда вечером позвали Озолинса с Иваном Лукичом, а также меня и незнакомого мне латышского стрелка. Сталин, ходил по комнате, Ворошилов и Минин сидели на стульях у стола, Озолинс и Коробов тоже присели на стоящие у стенки стулья, а мы с латышом остались стоять. Вначале хозяин кабинета кратко высказался:
— Названные товарищи Калвис и Кузнецов проявили себя умелыми и сознательными бойцами. Военный совет поручает им важное дело — доставить эшелоны с собранным хлебом голодающему населению Москвы и Петрограда. Возражений ни у кого нет?.. — Сталин сделал паузу и затем остановившись повернулся
Мы с Калвисом одновременно кивнули, а он ещё добавил: "Так точно".
— Отправиться надлежит срочно, — продолжил Сталин. — Сколько времени вам понадобится на подготовку?
— Завтра утром буду готов к отправке, — отрапортовал Калвис.
— Планирую завтра, как будет готов паровоз, — ответил я. — Паровоз для второго эшелона в ремонтных мастерских, обещали сделать.
— Потороплю, — коротко произнёс председатель Царицынского Совета Минин в ответ на взгляд Сталина.
— Что вам ещё потребуется для выполнения задачи? — задал вопрос Сталин.
— Бронеплатформу, товарищи, в эшелон дадите? — решил обнаглеть я.
Минин присвистнул, а Ворошилов усмехнулся:
— Губа у тебя, Кузнецов, не дура. Нет, бронеплатформу не дам.
— Прошу выделить в эшелон пулемёт системы "Максим", — озвучил Калвис.
— Пулемётов на фронте не хватает, — возмутился Ворошилов.
— Возможны нападения, — возразил латыш.
— Казаки с севера к Волге прорываются. У нас ценный груз, — подключился я.
— Я думаю, товарищ Ворошилов, что два пулемёта для охраны эшелонов с хлебом мы сможем дать, — поддержал Сталин просьбу.
— Тогда и в мой эшелон пулемёт, мандат на получение ремонтных материалов и обычную открытую платформу, — озвучил я требования. — На путях давно стоит одна такая, двухосная.
— Берите её, товарищ Кузнецов, — махнул Минин рукой.
— И, товарищ Сталин, ещё просьбу можно? — несколько неуверенно сказал я.
— Говорите, товарищ Кузнецов.
— В Москве у меня жена. Задержаться можно дня на три? Я потом с попутными составами до Царицына сам доеду.
— Хорошо, товарищ Саша, будет тебе отпуск, — подумав, произнёс Сталин. — Не опаздывай, не подведи доверие.
— Не подведу, товарищ Сталин, — сдерживая радость ответил я.
— Вижу, вопросов больше нет, — завершил разговор нарком.
— Приступайте к выполнению задания, — произнес молчавший до этого Озолинс, а Иван Лукич добавил:
— Умрите, но хлеб довезите.
Мне выдали подписанный Мининым мандат на получение требуемого и командировочное предписание за подписью Сталина, в котором накинули несколько дней для побывки домой. Пулемёты, как пообещал Ворошилов, привезут на станцию завтра к утру. Мы же с Калвисом отправились собирать в охранение бойцов из наших отрядов и принимать груз. Набирали людей из своих же отрядов сводного московского полка, Калвис из латышей, я из рабочих и чекистов. Хлеб нам вручали уже в сумерках под расписку, перед подписанием которой мы пересчитали мешки в каждом вагоне, а вагонов в эшелоне около десятка. За недостачу строго спросят, и брать на себя несуществующее зерно мне совсем не хотелось. Спустя часа полтора пересчитанная сумма по вагонам совпала с описью, мы расписались за принятый хлеб и выставили свою охрану у эшелонов.
С Калвисом мыслили мы, похоже, одинаково, так как столкнулся я с ним у хозяйственной части, где он размеренным голосом постепенно закипая выбивал выдачу им пустых мешков. Не знаю, закончился бы их разговор хватанием за оружие или нет, но мой мандат от Минина помог нужному исходу спора. Под предъявленный мандат добились мешков в нужном количестве, и Калвис за помощь вежливо меня поблагодарил. Теперь оставалась более тяжёлая (в буквальном смысле) половина
Ранним утром первый эшелон с зерном отправился в путь. Я же с утра торчал в мастерских, поторапливая ремонт паровоза. Сам я в ремонте ничего не понимал, имея об устройстве паровозов только общее представление, поэтому работал подгоняющим фактором. Пришлось даже толкнуть маленькую и короткую речь для работников мастерских, как же без неё. В это время без митингов, пусть даже небольших, никуда. Это у меня был вообще первый опыт выступления на митинге за обе моих жизни, и я чувствовал волнение, как новичок перед дебютом, хотя прошёл он для меня неплохо. Начал говорить медленно, подбирая слова, потом раскрепостился и к концу небольшой речи даже воодушевился. Три десятка рабочих слушали внимательно, больше молчали, недовольных возгласов не было, так как я не предлагал никаких особых и непопулярных действий. После слов "о международном положении", то есть о Советской республике, об атаках на неё белочехов, Деникина, Краснова и интервентов, перешел к продовольственной проблеме, недостатке хлеба для рабочих, и о задаче скорейшей отправки эшелона с зерном их товарищам, рабочим Москвы и Петрограда. Призывом отремонтировать сегодня паровоз и таким образом внести свой ценный вклад в борьбе за дело рабочего класса я и завершил этот импровизированный митинг.
Однако призывы призывами, но одними словами технику не починишь. Рабочие принялись за дело, но всплыли нехватки некоторых деталей, которых пришлось спешно заменять или изготавливать, а я поработал состыковщиком требований и задач между рабочими участками и попутно снабженцем, находя на складах и выбивая отпуск сырья своим мандатом за подписью председателя Совета. Заодно закинул на платформу, прицепленную перед товарным эшелоном под охраной, как их можно было сейчас называть, моих бойцов, некоторые инструменты и материалы. Кроме того, на складе был получен сухой паёк на команду, и патроны с военного склада. Наконец, к ближе к концу суматошного дня паровоз вышел из ремонтного депо и подошел к эшелону. Он прицепился к поезду, дал протяжный гудок, натужно запыхтел и дернул состав. Под светом летнего заходящего солнца мы отправились на север.
…Из глубокой задумчивости, чуть было не перешедшей в дремоту, меня вывело изменение ритма стука колёс и торможение поезда. Я обнаружил, что привалился к мешкам с песком и, отодвинувшись, уселся прямее на полу тормозной площадки. Похоже, недосып вообще и вчерашней ночи в особенности сказался, и меня почти сморило под стук колёс, чуть не заснул, не порядок. Смотря по солнцу, много времени от отправления не прошло, ну, час-два от силы.
— Что такое? Чего замедлились? — помотав головой и растерев лицо, спросил я у Петрухи, молодого рабочего, которого взял в напарники в основном потому, что он очень интересовался "льюисом", который я так и держал при себе. Пётр схватывал на лету, и уже мог поменять диск, снарядить его патронами, а в теории и понимал как стрелять из этого пулемёта.
— Не знаю, товарищ Кузнецов, — удивлённо проговорил парень, выглядывая из-за мешков и сжимая свою винтовку. — Хотите, мигом сбегаю к паровозу, узнаю?
— Давай. Как остановимся, спроси, чего там, — согласился я, приподнимаясь и берясь за бинокль. Оглядел в оптику окрестности — вокруг была пустая холмистая степь. Где-то на востоке в нескольких километрах должна быть Волга, но её отсюда не было видно. Отпустил бинокль, повисший за ремешок на шее, и почувствовал тревогу от неожиданной остановки.