Недостреленный (АИ)

Читатель Константин

Состав встал, Петруха спрыгнул с вагона, повесил винтовку на плечо и, придерживая сползавший с плеча ремень, помчался вперёд, к паровозу. Вскоре он вернулся:

— Пути повреждены, товарищ Кузнецов. Дальше ходу нет.

Тревога внутри меня усилилась.

— Вот что, Петруха, — сказал я. — Смотри в оба. И в обе стороны посматривай, на этот бок и на тот, — показал я руками налево и направо от железной дороги. — Если что, будь готов стрелять. А я к паровозной бригаде.

Я оставил "льюис" Петрухе, перебравшемуся через мешки снаружи на тормозную площадку, а сам спрыгнул на землю. Сделал шаг и остановился, чтобы выдать от увеличивающегося беспокойства ещё одно наставление:

— Ежели

что, длинными очередями не лупи сдуру, весь диск можно зазря выпустить.

— Я помню, товарищ Кузнецов. Не беспокойтесь, всё как надо сделаю, — от вручения ему этой стреляющей машинки радостно ответил парень.

А я побежал к голове поезда. По пути, пробегая мимо постов на тормозных площадках и мимо теплушки с остальными бойцами, приказывал быть наготове. Добежав до паровоза и платформы перед ним, я увидел, что рельсы в одном месте разъединены, и откреплённые концы этой пары рельсов сдвинуты вовне от железнодорожного пути, так что даже вырваны из-под шляпок ближайших к ним костылей.

— Лошадьми, кажись, тянули. Или быками, — мрачно произнёс железнодорожник из бригады, спустившийся с паровоза и оглядевший повреждение пути. — Эти рельсы уже не сгодятся.

— С платформы два новых возьмём. "Лапы", костыли и молотки там же. Бойцов пришлю, — ответил я и побежал к теплушке, посматривая по сторонам. Пока всё было тихо.

Добежав до теплушки, прокричал, — Восемь бойцов на починку путей! Быстро! Оружие с собой, за спину, — и назвал фамилии физически самых крепких. Восемь человек, закинув за спину винтовки, побежали вслед за мной к месту повреждения. На нашей открытой платформе лежал запас рельс, болтов, костылей и прочего для восстановления путей, которые я догадался захватить в Царицыне на всякий возможный случай, воспользовавшись мандатом от Минина. Каждый редьс был длиной на глаз метров десять и весом, по словам железнодорожников, более двадцати пудов. Пока мы с бойцами мучились, сгружая тяжелое железо, паровозная бригада принялась большими ключами откручивать болты на уцелевших стыках испорченных рельс. Едва мы подтащили замену к месту повреждения, как я схватил одну из "лап" — массивных "гвоздодёров" длиной больше метра.

— Соображаешь, комиссар, — одобрительно прохрипел машинист, с натугой нажимая на ключ и поворачивая гайку на рельсовом стыке. Не стал его поправлять, что я не комиссар, и тем более не стал говорить, что просто когда-то в далёкой и нездешней юности был в студенческом стройотряде на железной дороге, вот, видно, что-то и запомнилось.

— Лапы хватайте, — указал я бойцам. — Костыли выдергивать. Рельс от шпал открепить, — и подсунул под головку костыля "вилку" на конце лапы. Пришлось раскачивать и налегать всем весом, даже раз ощутимо грохнулся оземь, когда лапа сорвалась с костыля. Глядя на меня бойцы взяли в руки инструменты и начали понемногу вынимать, торопясь и ругаясь, вбитые в шпалы костыли. Вскоре высвободили один старый рельс и оттащили его в сторону, а затем на его место перенесли новый из запаса и поставили на подкладки. Пока наши железнодорожники стали выравнивать его и крепить рельсовый стык, мы принялись за другой. С меня уже лился пот, на лицах соседних бойцов появились грязные разводы и полосы, когда они смахивали набегающий пот руками. Наверное, я выглядел не чище. Наконец, и второй рельс был отсоединён, и новый был поднесён на нужное местоположение. Осталось только закрепить их на подкладках к шпалам теми же костылями.

Я бросился к путейским молоткам. Это были похожие по внешнему виду на кирку инструменты с вытянутыми плоскими торцевыми ударными гранями, как будто у обычных молотков сильно удлинили их металлические части

сантиметров до тридцати-сорока. Что можно сказать? Мышечной памяти у меня от прежней жизни либо не осталось, либо за годы всё выветрилось — попасть по костылю таким вытянутым носом молотка мне удалось с огромным трудом и, наверное, на седьмой раз.

Работая, я поглядывал вокруг, поднимая время от времени голову. В один из таких моментов я увидел, как на гребне дальнего холма показался всадник. Бросив инструмент и схватившись за бинокль, я убедился в правильных предчувствиях. Что же мне так везёт на казаков?!

— К бою! — гаркнул я бойцам охраны. — Без команды не стрелять! Передать по цепочке.

От вагона к вагону слышатся голоса: "К бою! К бою! Не стрелять без команды!"

— А мы работаем! — окликаю замерших бойцов рядом со мной. — Дорога сама не построится, — и подняв с земли молоток, с силой ударяю по костылю, вбивая его в шпалу.

Тем временем через холм переваливают новые и новые всадники и пускают коней вскачь в нашу сторону. С такой скоростью они доскачут до нас за минуту-другую.

— Огонь! — кричу я бойцам охраны. Слышатся нестройные винтовочные залпы, вот уже через мгновенье стучит "максим" и к нему присоединяется "льюис" длинным трещащим звуком. "Что ж ты, Петруха! — думаю я с досадой. — Говорил же!" Тут как будто меня услышав, "льюис" спохватывается и переходит на короткие отрывистые очереди.

Какие-то всадники валятся из седла, часть несущихся коней спотыкаются и ударяются о землю. Два пулемёта умеют охладить пыл казаков, и те разворачивают коней и несутся назад, чтобы скрыться за гребнем холма. Звук "льюис" в это время время обрывается. "Один диск кончился," — думаю я. "Максим" еще стреляет вдогонку несколько секунд, но и он замолкает.

Белоказаки далеко не уходят. Укрываясь за холмом, они, похоже, спешиваются и начинают стрелять по нам, высовывая только плечи с погонами и головы.

— Огонь по казакам! Не давайте им головы поднять! Пулеметчики, вашу мать!.. — ору я. "Максим" начинает садить по гребню, часть голов прячутся, какие-то остаются лежать поникшими. Но кто-то высовываясь, продолжает стрельбу, пули посвистывают. Я пригибаюсь, бойцы рядом со мной прижимаются к земле. Ситуация патовая. А если к казакам подойдёт подкрепление, то они могут прорваться сквозь огонь до эшелона, и тут нам конец…

— Встать! — приказываю я. Чуть было не сказал, "именем революции", но тут чем хочешь будешь заставлять, лишь бы поднялись. — Встать! Не кланяться белым гадам! Крепим путь, иначе все погибнем! — и показываю им пример, через силу разгибаясь. Ноги слабеют, ежесекундно ожидаю удара пули, но, шумно выдыхая, начинаю орудовать молотком. Слышу, как постреливает "льюис". Мне бы к нему, пользы больше было бы, Петруха первый раз стреляет. Но если я рвану туда, бойцы, бросив всё, побегут со мной. Глядя на меня, лежащие бойцы поднимаются и начинают спешно стучать молотками, остервенело промахиваясь, но постепенно заколачивая костыли и на скорую руку закрепляя рельсы. Кто-то из бойцов падает, на одежде расплываются кровавые пятна, затем оседает ещё один.

— Работаем! — ухаю я молотком. — И, раз!..

Наконец, рельсы прибиты к подкладкам и шпалам. Очень надеюсь, что не развалятся в стороны, когда по ним пройдёт наш состав.

— По вагонам! Своих не бросаем! — командую я, и одни бойцы хватают под мышки двоих сраженных товарищей, раненых или убитых, не знаю. — Инструмент взять! — и другие бойцы с молотками и лапами в руках бросаются бегом к теплушке и тормозным площадкам. Паровозная бригада давно уже укрывается в кабине паровоза.

— Давай, двигай помалу! — кричу я им, пробегая мимо.