Недруг
Шрифт:
– Не двигайся, – говорит он. – Держи его. Не дай ему пошевелиться.
Тот, кто держит меня, отвечает:
– Мне пришлось. Выбора не было.
– Это для твоего же блага, – говорит человек в костюме, понизив голос. На этот раз он обращается ко мне. – Думали, собираешься прыгнуть в огонь. Мы не можем рисковать, нельзя тебя потерять.
Я никогда не видел такого сильного пожара. Я пытаюсь встать, но не могу. Но чувствую, как давление на спину ослабевает. К земле меня больше никто не прижимает, но мне все еще слишком больно.
– Не
Плечо онемело и пульсирует.
Дайте мне подняться, говорю я и смотрю на яркий, жаркий огонь.
Пот заливает глаза и падает на сухую землю. У меня кружится голова. Я больше ничего не вижу. Я закрываю глаза. Опускаю голову.
– Не волнуйся, – говорит мужчина в костюме. – Мы позаботимся о тебе.
Я просыпаюсь, дрожа от страха. В ужасе. Язык во рту опух, он тяжелый и неповоротливый. Я с трудом сглатываю слюну. Глазами мечусь по комнате; будто насекомое, изучающее обстановку. Я ничего и никого не узнаю.
– Джуниор? Ты очнулся?
Я пытаюсь сориентироваться. И тут вспоминаю. Это мой дом. Но я не знаю, что случилось и как я сюда попал. Осознаю, что тревожные события на поле – не безумный кошмар, а реальность. Моя реальность. Как же сильно пересохло в горле. Я почти ничего не помню, кроме боли, суматохи, дыма и человека в костюме. И кто-то прижимал меня к земле. А еще пожар. Не могу поверить, что на самом деле случился пожар. Пламя бушевало.
Я сижу, откинувшись на спинку стула, лицом к окну в гостиной. Грета. Грета стоит передо мной и что-то мне говорит. На мне нет рубашки. Где моя рубашка? На меня направлен вентилятор. Зачем? Мне жарко? Не могу точно сказать. Я пытаюсь встать, но ноги подкашиваются.
– Нет, нет, подожди. Не вставай.
Что случилось?
– Ну и ночка у тебя выдалась, – отвечает Грета. – Все из-за тебя переволновались.
Не могу… Ничего не помню. Вижу что-то урывками, но… Как я?..
– Вернулся домой? Ты не помнишь?
Нет.
– С тобой произошел несчастный случай. Ты ушибся, но все в порядке. Я принесу воды.
Она оставляет меня и уходит на кухню. Я оглядываю комнату. Что-то изменилось, но не могу сказать, что именно: будто Грета передвинула какой-то предмет мебели на другое место. Я слышу, как спускают воду в туалете наверху. Если Грета на кухне, то кто в уборной? Я думал, мы с ней в доме одни. Только и я Грета.
– Доброе утро, Джуниор, – говорит Терренс, спускаясь по лестнице. – Рад, что ты очнулся. Я приехал, как только узнал. Ты нас ужасно напугал. Как себя чувствуешь?
Он стоит передо мной, вытирая руки о штаны.
Нормально, отвечаю я. Вполне сносно. Просто в голове туман.
Терренс подходит ближе, его улыбка угасает.
– Надеюсь, это было не намеренно, Джуниор. Очень на это надеюсь. Травма никак не влияет на участие в Освоении. Ты ведь это понимаешь, верно?
Что? Вы думаете, я… Вы думаете, я это специально? Я даже не знаю, что произошло.
Его улыбка возвращается так же быстро, как
– Хорошо. Это очень хорошо. – Он делает глубокий вдох. – Мы попросили нашего врача тебя осмотреть. Нам повезло, что он быстро приехал.
Доктор? Сюда приезжал доктор?
– Да, он уехал около часа назад. Ты еще спал. Хорошо, что ты немного отдохнул.
Но у нас ведь нет страховки.
– Мы обо всем позаботились. Вы – наша ответственность. Травма серьезная, но тебе повезло: могло быть и хуже. В ближайшее время пользоваться рукой ты не сможешь. А еще тебе придется привыкнуть к креслу.
Почему?
– Пока что тебе нельзя спать лежа. Максимум – отклониться на сорок пять градусов. Сильно болит?
Мне нельзя спать лежа?
– Нельзя. Доктор сделал небольшую операцию, и…
Сделал операцию?
– Да, на плече, на сухожилии. Она прошла успешно. Он наложил повязку и велел ее не снимать. Ты полностью поправишься, никаких следов не останется.
Что-то я совсем не чувствую плечо, говорю я. Уже не чувствую. Наверное, онемело.
– Тебе ввели лекарство. Придется принимать таблетки в течение следующей недели. Может, чуть больше. Таблетки у меня. Как ты себя чувствуешь, Джуниор? Ты в норме?
Хочу пить, но в остальном все хорошо.
– Рад слышать. Нам предстоит много работы.
Грета возвращается со стаканом воды и подает его мне.
– О чем говорили? – спрашивает она.
Я смотрю на нее, но она смотрит на Терренса.
– Немного рассказал Джуниору, что случилось, – отвечает он. – Про его травму.
Так, значит, заживет без проблем? Спрашиваю я после того, как с удовольствием отхлебываю щедрый глоток воды. Мое плечо, имею в виду.
– Заживет, не волнуйся. Если будешь отдыхать и не перенапрягаться, скоро вернешься в форму.
Не знаю, получится ли заснуть в этом кресле.
– Вот и узнаешь. Вдруг наоборот спать будешь крепче. Тут, наверное, даже попрохладней, чем наверху.
Извините, конечно, но я до сих пор не понимаю, почему вы сейчас здесь, говорю я, пытаясь сесть, но дергаюсь от боли. Я ценю вашу заботу, но сейчас мне нужно восстановиться. И, кажется, предполагалось, что я должен провести это время с Гретой наедине; это наши последние дни вместе…
– Ты знал, что тебя могут выбрать, уже несколько лет, Джуниор. Наедине ты провел со своей женой годы. Провел с ней столько драгоценных минут. А теперь надо работать. Все будет хорошо, обещаю. Ты исполнишь свое предназначение.
Но у меня серьезная травма. Вы же сами сказали. Разве это ничего не меняет? Мы можем немного притормозить?
– Боюсь, график не позволит.
Ну и как мне тогда избежать стресса и неудобств? Интересуюсь я.
– Я постараюсь не мешать. В этом, собственно, состоит моя задача. Быть незаметным. Ассимилироваться. А также мы будем продолжать интервью. И у тебя останется много времени для себя. Я ничего не собираюсь от вас требовать. Я здесь, чтобы наблюдать.
Наблюдать за чем?