Нефертари. Царица-еретичка
Шрифт:
Я подумала о Рамзесе на другом берегу реки, просыпающемся в постели Исет и наблюдающем за тем, как она готовится появиться утром в Зале для приемов. Что она знает о прошениях? Разве может она помочь ему хоть чем-нибудь? А вот я смогу стать ближе к Рамзесу с каждым шагом, которым меня научит Пазер.
– Да. – Это слово вырвалось у меня со страстью, изрядно удивившей меня саму.
Губы наставника медленно сложились в некое подобие улыбки.
– В таком случае завтра вы принесете с собой тростниковое перо и папирус. Мы с вами начнем изучать восьмой язык: аккадский, на котором говорят ассирийцы.
Он вынул из-за пояса свиток и протянул его мне.
За дверью меня поджидала Алоли.
– В чем дело? – жизнерадостно осведомилась она. – Что вы изучаете?
Я последовала по коридору вслед за перезвоном ее ножных браслетов. Жрицы уже проснулись, и вскоре должен был начаться утренний ритуал.
– Языки, – ответила я и совсем уже собралась было добавить «шасу», но тут Алоли вдруг выставила перед собой руку:
– Тише! Мы приближаемся ко внутреннему святилищу.
Во внутреннем святилище было темно и покойно, как в могиле, и воздух буквально звенел тишиной. Оно располагалось в самом сердце храма, и лишенные окон стены и тяжелые колонны защищали его от солнца. В центре комнаты высился алтарь; полированный черный камень отражал трепещущий свет факелов.
– Что мы должны делать? – прошептала я, но Алоли не ответила.
Пройдя в переднюю часть помещения, она медленно преклонила колени перед алтарем Хатхор и протянула к нему руки. Я молча последовала за ней, повторив ее жест. Вокруг нас жрицы в развевающихся голубых одеждах занимали свои места, протягивая ладони так, как это сделала Алоли, словно в ожидании капель дождя. Я окинула комнату взглядом, ища Усрет, но тут жрицы запели хором, внутреннее святилище заполонили ароматные клубы благовоний, и я перестала видеть что-либо, кроме алтаря перед собой.
Мать Гора. Жена Ра. Создательница Египта.
Мать Гора. Жена Ра. Создательница Египта.
Жрицы повторили свой речитатив, и Алоли покосилась на меня, дабы убедиться, что я все понимаю. Я же старательно проговаривала слова вместе с ней:
– Мать Гора. Жена Ра. Создательница Египта.
Потом кто-то добавил:
– Мы пришли, чтобы оказать тебе уважение.
И когда женщины опустили руки, из восточного прохода выступила Усрет в платье из поразительного материала. При ходьбе оно переливалось волнами, создавая ощущение текущей воды в тускло освещенном помещении. Волосы ее были зачесаны назад и удерживались короной Хатхор. Глядя на нее, я в который раз ощутила священный трепет. Она подняла над алтарем алебастровый кувшин, а потом пролила масло на его полированную поверхность.
– Мать Гора, жена Ра, создательница Египта, я принесла тебе масло жизни.
Жрицы вновь воздели ладони, и Усрет омыла руки в миске с водой, после чего исчезла в затянутом дымом благовоний коридоре.
– Это все? – спросила я.
В ответ Алоли широко улыбнулась мне:
– По утрам алтарь вознаграждается маслом, а по вечерам верховная жрица приносит хлеб и вино.
– И все это ради нескольких капель масла?
Улыбка Алоли растаяла.
– Таковы пути Хатхор, – строго заявила она. – Обряды следует исполнять каждое утро и вечер, чтобы вызвать ее удовольствие. Или
Я покачала головой:
– Нет. Разумеется, нет.
– Быть может, обряды Хатхор и представляются вам чрезмерно простыми, но они чрезвычайно важны для выживания Египта.
Внезапная серьезность Алоли изрядно удивила меня. Почти весь обратный путь мы проделали в молчании, и, только подойдя к входу, я отважилась задать вопрос:
– И что мы будем делать теперь?
Мгновенно вернулась прежняя, беззаботная и веселая Алоли.
– Разве верховная жрица ничего вам не говорила? Теперь мы займемся уборкой!
Я почувствовала, как кровь отлила у меня от лица.
– Ты имеешь в виду, с маслом и щетками?
– И с полотняными тряпками и лимонами. – Она остановилась. – Неужели вы никогда не занимались чисткой?
– Только своих сандалий, – ответила я. – Когда они бывали перепачканы в грязи после охоты.
– А полы, столы или мозаика? Никогда-никогда? – Она все поняла по выражению моего лица. – Вам еще никогда в жизни не доводилось делать уборку, верно?
Я покачала головой.
– Это совсем нетрудно, – жизнерадостно заверила меня она. – Жрицы занимаются этим каждый день перед обедом. – Она сняла накидку и, скомкав, сунула ее под мышку. На ней оказалось точно такое голубое платье, которое дали мне. – Мы будем мыть коридор, который выводит в рощи. По нему приходят мужчины в грязных сандалиях и пыльных схенти. У каждой жрицы есть свой собственный коридор, и этот – мой!
Она зашагала вперед, и я последовала за ней. Я никак не могла взять в толк, отчего она такая веселая и довольная, пока она не открыла двери, ведущие к рощам. Когда Алоли наклонилась, собираясь мыть пол, мускулистые рабочие в рощах стали смотреть, как ее платье медленно задирается до бедер. Она же не сделала ни малейшей попытки укрыться от их взглядов. Я присела на корточки над плиткой в другом конце коридора и одернула платье так, чтобы оно прикрывало мои колени. Намочив тряпку в тазу с водой, я бережно провела ею по полу.
– Вам будет легче, если вы встанете на колени, – рассмеялась Алоли. – Не бойтесь, никто вас не увидит. Они все пялятся на меня.
Когда пронзительный рев труб отправил работников по домам, которые располагались позади храма, Алоли протянула мне накидку. Уборка, которая показалась мне бесконечной, наконец-то закончилась.
Мы вошли в Большой зал с гигантской мозаикой Хатхор, и запах жареной утки в исходящих паром тарелках с гранатовым соусом плыл в оживленном помещении. Ряд за рядом полированные кедровые столы заполнялись жрицами, занимавшими свои места.
– А где сидим мы?
– Рядом с верховной жрицей.
Корона Усрет отчетливо виднелась поверх голов даже самых высоких жриц, и, заметив нас, она коротко кивнула. Я уселась по правую руку от Усрет, а Алоли – по левую. Когда я потянулась за своей миской, Усрет резко произнесла:
– Надеюсь, во дворце ты не набрасываешься на еду, словно голодная бродяжка.
Я в страхе огляделась по сторонам, боясь, что все остальные тоже слышали ее отповедь, но нет – жрицы были заняты своими разговорами.