Нефертари. Царица-еретичка

Моран Мишель

Я завела руки за шею и сняла простенькое ожерелье из конского волоса, которое Мерит ненавидела всей душой.

– А это что такое? – презрительно ухмыльнулась Исет.

– Это я сделал для нее, – с вызовом заявил Рамзес, после чего встретил мой взгляд.

– Да. Когда мне было семь. – Я улыбнулась. – И теперь я хочу, чтобы ты оставил его себе. На память обо мне.

Я вложила ожерелье ему в ладонь, и мне понадобилось все мужество, чтобы не взглянуть в его опечаленное лицо, когда я направилась к пристани. С палубы корабля Усрет я оглянулась на жизнь, которую знала до мелочей. С берега мне махали Рамзес

и Аша, и к ним присоединилась небольшая группа учеников из эдуббы.

– Ты поступила очень умно, когда отдала ему ожерелье.

Я молча кивнула, думая, что поступила так не от большого ума, а от большой любви, и Мерит положила руку мне на плечо.

– Это не навсегда, моя госпожа.

В ответ я лишь крепче сжала губы. Глядя на удаляющийся берег, я заметила, что там осталась лишь одна фигурка. Она была одета в красное.

– Хенуттави. – Усрет проследила за моим взглядом и кивнула. – Она думает, что ты признала поражение и отступила, что теперь лишь вопрос времени, когда Рамзес забудет тебя окончательно и обратится к Исет за дружеским общением.

Я стала молиться про себя, чтобы она ошиблась, но прикусила язык, поскольку теперь мне оставалось надеяться только на Усрет.

* * *

Путешествие до Храма Хатхор было недолгим, а когда корабль приблизился к пристани, Мерит поднялась со своего места, чтобы полюбоваться на лес гранитных колонн, вздымающихся над выложенным полированной плиткой двором.

– Неудивительно, что сестра завидует ей, – прошептала она так, чтобы Усрет не услышала.

Башни храма пронзали небо, а внизу, у их подножия, рабочие в голубых юбках ухаживали за платановыми рощами Хатхор. Свежие побеги священных деревьев богини сверкали изумрудной зеленью, как драгоценные камни.

– Удивлены? – спросила у нас Усрет.

Мерит сказала:

– Я знала, что это самый большой храм в Фивах, но и представить себе не могла…

Усрет улыбнулась:

– К Хатхор за месяц приходят больше паломников, чем в Храм Исиды за полгода.

– Потому что Храм Хатхор больше? – полюбопытствовала я.

– Потому что паломники знают: когда они приносят в дар дебены или ляпис-лазурь, – ответила Усрет, – их подношения будут использованы на то, чтобы сохранить красоту богини, ее рощ и храма. А вот когда паломники приходят в Храм Исиды, их подношения переплавляются в драгоценности, которые Хенуттави надевает на празднества, устраиваемые моим братом. Самая красивая комната в храме моей сестры – вовсе не внутреннее святилище Исиды. Это ее собственные покои.

Только теперь, когда мы подошли к пристани, стало возможно по-настоящему оценить, насколько велик Храм Хатхор. Солнечные лучи позолотили раскрашенные колонны, и каждую из них, выложенную из песчаника, венчало позолоченное изображение богини-коровы. Наш корабль встречала дюжина жриц Хатхор, а на берегу застыли слуги, ожидая, когда можно будет разгрузить наш багаж.

Одна из молодых женщин, облаченная в голубые одежды Хатхор, подошла к нам с парой сандалий в руках и протянула их Мерит со словами:

– В Храме Хатхор кожа запрещена. Сандалии должны быть сделаны из папируса.

– Благодарю тебя, Алоли, – сказала Усрет. Молодая жрица поклонилась, и ее рыжие кудряшки затанцевали при этом движении. – Ты не могла

бы отвести госпожу Мерит и принцессу Нефертари в отведенные для них покои?

– Разумеется, ваше святейшество.

Она подождала, пока мы с Мерит не переобуемся в новые сандалии, а когда мою старую обувь унесли, я спросила себя, с какими еще частичками прежней жизни мне предстоит расстаться.

– Могу я проводить вас в ваши комнаты? – спросила Алоли.

Вслед за жрицей мы вошли в тяжелые бронзовые ворота храма и направились к комнатам, выделяемым для тех паломников, которые приходили сюда поклониться Хатхор. Пока мы шли по коридорам, я старалась не наступить на шлейф ее платья. Бедра ее покачивались самым завораживающим образом, и мне стало интересно, где она научилась так ходить.

– Сюда, – сказала она и провела нас в прохладные уединенные альковы храма, меж которых бесшумно сновали жрицы, раздавая паломникам благовония из золотых шаров.

– Верховная жрица распорядилась предоставить вам комнаты рядом с ее собственными покоями, – сообщила нам Алоли. – Но не рассчитывайте часто видеться с ней. Храм требует неусыпного внимания и заботы, и если она не гостит во дворце, то работает в рощах или встречается с паломниками.

Она жестом пригласила нас в большую комнату, которая на первый взгляд не слишком уступала размерами и убранством Большому залу Малкаты.

– Горны призывают жриц к совершению ритуала на рассвете и на закате. После завершения обряда прославления Хатхор они встречаются в этом зале. Полагаю, вы сами убедитесь в том, что еда здесь не слишком отличается от той, к которой вы привыкли во дворце. – Она взглянула на меня. – Хотя на вашем месте я бы не притрагивалась к вину, – прошептала она. – Жрицам оно нравится крепким, и девушка ваших пропорций может просто не проснуться!

Она рассмеялась собственной шутке, а Мерит с оскорбленным видом поджала губы.

– Сюда приходят молиться покровительницы храма, – продолжала Алоли. Перед нами простерся огромный зал, на одной из стен которого красовалось огромное мозаичное изображение богини, а у подножия ее отполированной статуи паломники оставляли миски с мясом и хлебом. – Во время шему сюда пришла женщина, все пять беременностей которой закончились выкидышем. Мы нашли ее в самом дальнем углу. – Алоли показала на погруженную в тень нишу неподалеку от статуи Хатхор. – Она пряталась там вместе со своим мужем! – Жрица захихикала, и Мерит громко откашлялась.

– Но разве они не были несчастны? – ахнула я.

– Конечно были. Но девять месяцев спустя она родила двух здоровых сыновей!

Мерит окинула меня недовольным взглядом, словно давая понять, чтобы я сразу же выкинула подобные мысли из головы. Мы свернули в прелестный дворик, огражденный шеренгой смоковниц. Алоли с важным видом провозгласила:

– Здесь останавливаются наши самые почетные гости. – Она жестом обвела окна, выходящие на площадь. – А вот здесь будете жить вы.

Мы вошли в покои, выложенные голубой глазурованной плиткой, на которой резвились разноцветные рыбешки. Западная стена была украшена инкрустированными изображениями коров, а напротив, на возвышении, стояла кровать черного дерева на ножках в форме львиных лап. Алоли пересекла комнату и распахнула тяжелые деревянные двери.