Нефертари. Царица-еретичка
Шрифт:
– Двор Египта почитает за честь принимать принца Хатти в качестве гостя на коронации моего племянника.
Визири, как и все сидящие за столом, подняли свои кубки, но когда принц медленно ответил что-то на хеттском, Хенуттави рассмеялась. Однако в том, что он сказал, не было ничего смешного. Он окинул взглядом стол в поисках помощи и, не найдя ее, посмотрел на меня.
– Он говорит, что хотя сегодня счастливый день, он надеется, что фараон Сети проживет еще много лет и не слишком скоро оставит Рамзесу трон Нижнего Египта, – перевела я.
Хенуттави побледнела, и я моментально поняла,
– Умная девушка, – на ломаном египетском сказал принц.
Но Хенуттави лишь зло прищурилась в ответ:
– Умная? Даже попугая можно научить подражать звукам человеческой речи.
– Перестаньте, жрица. Нефертари очень умна, – вмешался визирь Анемро. – Никто из нас не вспомнил о том, что нужно передать хлеб принцу, когда он сел за стол.
– Еще бы ей не вспомнить, – огрызнулась Хенуттави. – Скорее всего, этому научила ее тетка. Если я правильно помню, Царица-Еретичка так сильно любила хеттов, что пригласила их в Амарну, и они принесли нам чуму. Мне остается лишь удивляться тому, что наш брат дозволяет ей находиться среди нас.
Усрет нахмурилась:
– Это было давно. Нефертари не выбирала себе тетку. – Она развернулась ко мне. – Это не имеет значения, – мягко произнесла она.
– В самом деле? – злорадно осведомилась Хенуттави. – Тогда почему же Рамзес подумывает о том, чтобы жениться на Исет, а не на вашей принцессе? – Я опустила свой кубок, а Хенуттави продолжила: – Разумеется, я понятия не имею, чем займется Нефертари, если не станет женой Рамзеса. Быть может, тебе стоит забрать ее к себе, Усрет. – Хенуттави перевела взгляд на свою младшую сестру, верховную жрицу богини Хатхор, небесной коровы, родившей Солнце. – Я слыхала, что твоему храму нужны хорошие телки.
За нашим столом раздались сдавленные смешки, и Хенуттави взглянула на меня так, как змея смотрит на свой обед.
Усрет откашлялась:
– Не понимаю, как наш брат до сих пор тебя терпит.
Хенуттави протянула руку принцу хеттов, и оба встали, чтобы присоединиться к танцующим. Когда заиграла музыка, Усрет наклонилась ко мне:
– Отныне ты должна быть осторожной в присутствии моей сестры. У Хенуттави много влиятельных друзей при дворе, и потому она запросто может погубить тебя в Фивах, если захочет.
– Из-за того, что я переводила для принца?
– Из-за того, что у Хенуттави есть свой интерес в том, чтобы Исет стала старшей женой, а одно время поговаривали, будто Рамзес хотел предложить эту роль тебе. Я бы сказала, что это маловероятно, учитывая твое прошлое, но моя сестра была бы более чем счастлива, если бы ты исчезла. Если ты собираешься и дальше выживать во дворце, Нефертари, я предлагаю тебе подумать о своем месте в нем. Сегодня закончилось детство Рамзеса, а твой друг Аша скоро станет военным. И что ты будешь делать дальше? Ты родилась принцессой, а твоя мать была царицей. Но потом твоя мать умерла, а с ней и твое место при дворе. У тебя не осталось никого, кто мог бы наставлять тебя, и поэтому тебе позволено бегать без присмотра, охотиться с мальчишками и таскать Рамзеса за волосы.
Я невольно залилась краской. А ведь я-то думала, что Усрет
– Да, фараон Сети полагает, что это очень мило и забавно, – продолжала она. – И ты тоже. Но уже через пару лет подобное поведение перестанет выглядеть очаровательным. И что ты станешь делать, когда тебе исполнится двадцать? Или даже тридцать? Когда все то золото, что ты унаследовала, будет истрачено, кто станет содержать тебя? Неужели Пазер даже не заикнулся тебе об этом?
Я прикусила губу, чтобы она не дрожала.
– Нет.
Усрет выразительно приподняла брови:
– И никто из твоих учителей тоже?
Я покачала головой.
– В таком случае тебе предстоит еще многому научиться, каким бы беглым ни был твой хеттский.
Тем вечером, когда я раздевалась перед сном, нянька обратила внимание на несвойственное мне молчание.
– Как? Вы не практикуетесь в языках, моя госпожа? – Она налила теплой воды из кувшина в таз, а потом положила рядом полотенце, чтобы я могла умыться.
– Какой смысл практиковаться? – возразила я. – Где я смогу применить свои знания? Это визири учат языки, а не принцессы-сироты. И, поскольку девушка не может стать визирем…
Мерит пододвинула к себе табуретку, которая проскрежетала по плитам пола, и уселась рядом со мной, после чего принялась разглядывать мое отражение в полированной бронзе. Едва ли можно было найти другую няню, которая столь разительно отличалась бы от своей подопечной. Кости у нее были широкими, а у меня мелкими, и Рамзес шутил, что когда она сердится, то шея у нее раздувается под подбородком, словно зоб разжиревшего пеликана. У нее были широкие бедра и полная грудь, тогда как у меня вообще не было ни бедер, ни груди. Она стала моей нянькой сразу же после того, как моя мама умерла при родах, и я любила ее так, словно она была моей настоящей мават – матерью. И сейчас взгляд ее смягчился, когда она поняла, какие мысли не дают мне покоя.
– Ох! – Она глубоко вздохнула. – Это все потому, что Рамзес собирается жениться на Исет.
Я взглянула на нее в зеркале:
– Значит, это правда?
Мерит пожала плечами:
– По дворцу ходят такие разговоры. – Она поерзала своим могучим седалищем, и фаянсовые ножные браслеты на ее ногах мелодично звякнули. – Естественно, я надеялась, что он женится на тебе.
– На мне? – Я вспомнила слова Усрет и во все глаза уставилась на нее. – Но почему?
Она забрала у меня полотенце и выжала его над тазом.
– Потому что ты – дочь царицы, какими бы ни были твои родственные связи с Еретиком и его женой.
Она имела в виду Нефертити и ее супруга Эхнатона, изгнавшего прежних египетских богов и тем разозлившего Амона. В Фивах их имена были под запретом. Их называли просто – Еретики, и еще до того, как я узнала, что это означает, я уже усвоила, что это очень плохое слово. И теперь я попыталась представить, как Рамзес смотрит на меня своими большими синими глазами, просит меня стать его женой, и жаркий румянец растекся по моему телу. А Мерит тем временем продолжала: