Негасимое пламя
Шрифт:
Лидия поднесла фужер к губам – не столько ради шампанского, сколько для того, чтобы продемонстрировать окружающим нежелание вести беседу. Она смертельно устала улыбаться и любезничать. Так ли нужна теперь эта светская повинность, если она даже не может заполнить собой ставшие пустыми короткие зимние дни? Чтение или корпение над переводами принесли бы несравнимо больше удовольствия. Должно быть, так и подкрадывается старость.
– Вечер можно считать состоявшимся, – заметила, обращаясь сразу ко всем, полузнакомая красотка, слегка засахарившаяся от сладкой жизни. – Жаль, не нашлось минутки для поэзии. В стихах так много
– Досадное упущение, – Маргарита Шевцова-Авилова, приблизившись, непринуждённо подхватила с подноса бокал отвратительной сангрии и изогнула в холодной улыбке ярко-алые губы. – Но, Лара, неужели вы знаете, где сейчас найти по-настоящему хорошего поэта? Всё, что в последнее время попадает мне в руки, только навевает тоску.
Ещё бы – если искать пищу для размышлений исключительно в бульварных романах. Маргарита Анатольевна, благородно-бледная и облачённая в бело-голубой шёлк, могла бы, пожалуй, сойти за утончённую даму – если бы Лидия не знала, что корысти и глупости в Кирилловой супруге хватит на десяток самых отборных базарных хабалок. Женитьба на дочери важного управского чиновника здорово помогла Авилову взгромоздить задницу в депутатское кресло, а заодно окончательно лишила предприимчивого волхва призрачного права на личное счастье. Любопытно, он ей просто врёт или заставляет забывать о своих похождениях на стороне?
– «Московскому зеркалу» следовало бы возродить творческую колонку, – заметила ещё одна дама, в тёмно-зелёном платье напоминавшая укрытый брезентом стог сена. Ей, как и Маргарите Анатольевне, пришлась по душе отдающая кислятиной холодная сангрия. – Может быть, я бы даже что-нибудь туда послала, хи-хи…
– Вы можете лично сообщить свою идею господину Потапову, – мадам Авилова указала бокалом куда-то в сторону кресел, занятых утомлёнными гостями. – Жаль, что «Зеркало» сейчас посвящает себя совсем другим проблемам… Не правда ли, Лидия Николаевна?
Свешникова холодно улыбнулась.
– «Зеркало» посвящяет себя тому, за что платят его редактору.
– Тогда я хотела бы знать, кто платит за все эти клеветнические помои! – выплюнула Маргарита Анатольевна. Тяжёлые золотые серьги в её ушах укоризненно качнулись. – Но вы, наверное, довольны. Вам ведь тоже не по душе то, чем живёт наше общество…
Дамы неодобрительно ахнули вразнобой. Обитательницы этого стареющего курятника непременно впадают в ужас, завидев под самым клювом тень хищной птицы.
– Мне не по душе любая несправедливость, Маргарита Анатольевна, – ласково проговорила Лидия. – Жаль, что мы расходимся во мнениях.
– Тогда вам следовало бы посетить благотворительный вечер, – прокурорским тоном заявила Авилова. – Управа устраивала на Рождество, вы не знали?
– Благотворительность – это прекрасно! – томная Лара мечтательно закатила глаза. – Она даёт нам возможность искупить свои долги.
Дамы согласно закивали. Лидия не сочла нужным на это отвечать. Какие долги у этих престарелых упырих – супружеские недоимки?
– Вы склонны к благотворительности иного рода, не правда ли? – резко спросила Авилова. На бывшую мужнину любовницу она смотрела теперь откровенно враждебно. – К такой, чтобы приносила вам удовольствие?
Продолжая любезно улыбаться, Лидия склонила голову к плечу и задумчиво оглядела пышущую негодованием перезрелую тётку. Вся её злость зиждется на зыбкой гордости за никому
– Стремление к удовольствиям – естественное свойство здорового разума, – созерцательно заметила Свешникова. – Вопрос лишь в том, откуда их черпать. Я предпочитаю наблюдать за тем, как мои начинания дают всходы. А вы?
От необходимости отвечать мадам Авилову избавил нарисовавшийся поблизости Вяземский. Потрёпанный жизнью рыцарь извинился, выцепил из дамского кружка скучающую супругу и, глядя исключительно на Лидию, поведал, что у крыльца ожидают несколько такси для тех, кто желает покинуть блестящее собрание. Свешникова выждала для приличия, пока чета удалится в направлении гардероба, и, любезно попрощавшись, отправилась следом. Определённо, она стала уставать от людей. Пора уходить на покой. Уехать куда-нибудь в глушь, в карельские леса, любоваться девственной природой, неумело чистить озёрную рыбу, развлекать себя переводами с иастейского и сочинением мемуаров, которые никто никогда не прочтёт. Достойное занятие для престарелой волшебницы.
Набережную Москвы-реки заметал мелкий колючий снег. Он оседал на гранитном парапете, мешался с мёрзлой чёрной водой, мало-помалу вымывал из мира краски. Свет фонарей пугливо отступал перед зыбким морозным сумраком. Лидия зачем-то подняла воротник пальто. Она давно разучилась бояться холода; сама не знала, от чего пряталась.
– Лидочка, здравствуйте! – привычно окликнула консьержка. Вот уж кого не трогают годы. – Что там, метёт?
– Метёт, Любовь Ивановна, – Свешникова повела плечами, стряхивая снег на мокрую ковровую дорожку. – Такую ночь лучше провести под крышей.
Консьержка довольно улыбнулась и поплотнее запахнула на груди разрисованный розанами платок. Выходит она вовсе из своей стеклянной будки или, уподобившись домовому, навеки прикипела к старым стенам? Лидия мельком взглянула на часы, висевшие за старушкиной спиной: двадцать минут до полуночи. Сна ни в одном глазу. Пожалуй, ночь она станет коротать за каким-нибудь старинным воспитательным романом – в надежде, что скука наконец сомкнёт ей веки.
Выпущенный из лифта свет жёлтой полосой лёг на подъездную стену. Лидия шагнула на лестничную клетку и замерла: у её квартиры, прямо на пёстрых плитках пола, кто-то сидел. Воровато оглянувшись на соседские двери, Свешникова щёлкнула пальцами. Под потолком вспыхнули лампы; незваный гость, потревоженный резким светом, вскинул голову. С чудовищным опозданием, словно мысль разом замедлилась до скорости приливающей к вискам крови, Лидия изумилась тому, что узнала ученика.
– Какого лешего вы не зашли в квартиру? – нарочито ровным голосом проговорила она.
Яр сонно моргнул и неопределённо покачал головой. Мир остался на месте, не развеялся, как морок в свете волшебного пламени, не разлетелся мелкой снежной пылью. Ученик действительно сидел перед ней на далёкой от чистоты подъездной плитке, одетый в искусно расшитую, но безнадёжно испятнанную грязью рубашку и скроенные на ильгодский лад штаны. Может, дело было в этой нездешней одежде, а может, Лидия попросту слишком давно его не видела, но Яр казался ей почти незнакомцем. Не мальчик, но молодой мужчина. Сколько времени прошло для него там, за разломом? Никак не меньше… полугода?