Негасимое пламя
Шрифт:
– Что, поговорили уже? – спросил Щукин, обведя кабинет тяжёлым взглядом. – Про аварию?
– Про аварию, – медленно повторил Верховский. – Ещё сюрпризы?
– Нет, прямое следствие, – процедил Зарецкий. Он избегал смотреть на обоих руководителей, предпочитая изучать рисунок на линолеуме. – Я пытался догнать нарушителя. Неудачно.
– Зачем? – вырвалось у Верховского. Он не ожидал внятного ответа, однако стажёр, на удивление, заговорил.
– Посчитал важным, – ровным голосом произнёс Зарецкий, по-прежнему разглядывая собственные кроссовки. –
– Отрадно, что ты это признаёшь, – заметил Верховский, просто чтобы что-то сказать. – И что случилось?
– Влетел в отбойник на трассе, – всё тем же отрешённым тоном ответил стажёр. Пресвятые шишиги, да ему в самом деле совестно!
– И смотался с места происшествия, – обвиняюще прибавил Щукин. – За это прав лишают. А если там у кого тяжкие телесные, так и сесть можно.
– Знаю, – совсем тихо сказал Зарецкий и вдруг, вскинув голову, взглянул Витьке в лицо. – Давайте напишу по собственному. Потом в полицию поеду.
Щукин растерянно крякнул. Верховский и сам поймал себя на искреннем изумлении. Подобного ещё можно было ожидать от Старова с его воспалённым чувством справедливости, но не от избалованного жизнью нахалёнка.
– Так ты ж сказал, не пострадал никто, – пробормотал Витька. Напускная суровость стремительно покидала его лицо.
– Никто не умер. Я подлечил раненых, – нехотя признался Зарецкий и зачем-то напомнил: – У меня есть в специализации медмагия.
Витька через плечо обернулся к Верховскому, словно ища у друга поддержки. Мол, ты начальник, ты и решай. Это, конечно, правильно. И совершенно правильно будет выгнать взашей провинившегося стажёра. Щукин слова поперёк не скажет, слишком уж всё очевидно. Очевидно – но не однозначно. Глава московского магического контроля, в прошлом – бродяга Ноготь, понимал это лучше всех присутствующих.
– Подлечил – это, конечно, хорошо, – осторожно заговорил Верховский, на ходу нащупывая смысл того, что требовалось выяснить о сидящем перед ним человеке. – Но память-то людям не подправить. Они запомнят боль и страх. Это свершившийся факт. Его не отменишь.
Зарецкий нахмурился было, словно собираясь возразить, но тут же снова сник.
– Вы правы, – негромко сказал он. – Не отменишь.
– В нашем сейфе не хранится ничего такого, что стоило бы человеческой жизни, – произнёс Верховский, чеканя каждое слово.
Зарецкий промолчал. Леший побери, он пару минут назад сказал буквально то же самое… Витька смотрел поочерёдно то на стажёра, то на начальника; он, кажется, сам не знал, на что надеяться. Все уши летом прожужжал про злосчастного полтергейста в метро. С редкостным рвением ручался за своего протеже. У Щукина тонкое, почти сверхъестественное чутьё на людей…
– С явкой с повинной мы пока повременим, – решившись, сказал Верховский. Оба подчинённых встрепенулись и уставились на него: Зарецкий – недоверчиво, Щукин – с надеждой. – И с увольнением тоже. Но заруби себе на носу: обо всех подобных происшествиях следует немедленно сообщать
Щукин покладисто закивал. Зарецкий долго молчал, неподвижно сидя с растерянным видом, а потом тихо сказал:
– Спасибо.
– Это аванс, – строго предупредил Верховский. – Ещё один серьёзный проступок, и я без колебаний подпишу тебе по собственному.
Стажёр серьёзно кивнул. Он, без сомнений, отлично умел понимать намёки.
– Есть ещё что сказать? – осведомился Верховский, опускаясь в кресло.
– Есть, – подумав, отозвался Зарецкий и перевёл взгляд на Витьку. – Насчёт утреннего разговора. Липатов знал об аварии.
Прекрасно: значит, утром был разговор, и Липатов в нём отличился. Щукин озадаченно поскрёб в затылке и нахмурил брови. Он понимал, о чём речь, но концы явно не сходились с концами.
– Нет, не мог он, – Витька наконец пришёл к выводу и решительно помотал головой. – Сам подумай: зачем ему среди ночи сюда вламываться? Он и днём в сейфе пошуровать может…
– А я и не говорю, что он сюда вломился, – возразил Зарецкий. – Я имею в виду ровно то, что сказал. Липатов знал об аварии.
Щукин плотно сжал губы. Ему, как всегда, больно слушать про разборки внутри отдела.
– Что из этого следует? – спросил Верховский. Он не слышал пресловутого разговора, ему позволительно проявлять неосведомлённость. Витька благодарно на него взглянул.
– Напрямую – почти ничего, – ответил Зарецкий. – Денис Григорьевич мог быть среди свидетелей или услышать от кого-то… И мы с ним не то чтобы в тёплых отношениях, – честно прибавил стажёр. – Всё может быть совпадением.
– Или нет, – подсказал Верховский, поощряя подчинённого говорить дальше.
– Или нет, – стажёр кивнул. – Он очень вовремя потерял карточку. Обязательно окажется, что в пятницу в кабинет прошли именно по ней…
– Да зачем оно всё? – не вытерпел Щукин. Верховский едва сдержался, чтобы не выбранить друга: сейчас надо было слушать, а не говорить. – На кой чёрт Денису лезть в наш сейф?
– Не знаю, – спокойно сказал Зарецкий. – Мне кажется, очень уж удачно там были разложены эти бланки с печатями. Почти готовая ловушка.
– Так всё равно следы снять нечем, – понуро напомнил Щукин.
– И бумаги теперь все перепутаны, – кивнул Зарецкий. – Этот человек, кем бы он ни был, позаботился, чтобы мы не поняли, что именно он искал.
Верховский растерянно скользнул взглядом по столу, наткнулся на служебку. Вот, значит, за каким лешим стажёру понадобились треклятые записи. Но ему в самом деле не следует знать о прегрешениях отдела обеспечения безопасности. Молод ещё, не поймёт. Терехов прав: информации им не получить ни при каком исходе, а портить отношения на ровном месте точно не стоит.
– Возвращайся на рабочее место, – велел Верховский, избегая смотреть в глаза стажёру. – Занимайся своими задачами. С техслужбой я сам разберусь.