Негасимое пламя
Шрифт:
– Кирилл, – выдохнула Маргарита. Имя растаяло в воздухе вместе с сорвавшимся с губ облачком пара. – Здравствуй. Я уже не надеялась… Но неважно. Я рада, что ты здесь.
– Здравствуй, – эхом отозвался супруг. Он остановился в полудюжине шагов, в тенях; размытые круги света от садовых фонарей едва касались носков начищенных до блеска ботинок. – Почему ты не в доме?
– Вышла прогуляться, – Маргарита приблизилась к нему на полшага, вновь нашла на шее серебряный кулон. Свешниковский выкормыш сказал, что колдовства в подвеске хватит на два-три применения. Нет причин ему не верить: старая дрянь всегда любила талантливых
Серебро отозвалось на прикосновение мощным импульсом тепла. Кирилл, словно бы потревоженный отблесками колдовства, подался навстречу жене. Неужели сработало?.. Муж протянул руку, поправил шарф на Маргаритиной шее – привычный жест ничего не значащей заботы. Пальцы у него были холодные. Долго искал её в саду?
– Дела никогда не кончаются, – рассеянно проговорил Кирилл. Эти слова давно стали у него привычной присказкой. – Ты устала. Расслабься.
Маргарита послушно прикрыла глаза. Не похоже, чтобы чары подействовали. Может быть, позже, через пару часов. Колдовство неторопливо и текуче, оно не как электрический импульс, но как сладкий яд, медленно струящийся по жилам. Кирилл не спешил убирать руку, словно ему зачем-то понадобилось проверить у жены пульс. Что-то не так с его ладонью. И этот холод, неуместный, слишком лютый для начала зимы… Неужели раньше и впрямь всегда было так?
Пальцы сильнее сжались на её горле. Маргарита вздрогнула, но вырваться не сумела. Сердце лихорадочно забилось в груди, разгоняя кровь в жилах; этого было слишком мало, чтобы противостоять пробирающему до костей холоду. С трудом разлепив покрывшиеся изморозью ресницы, Маргарита неверяще уставилась в бесстрастное лицо. После стольких лет оно вдруг показалось ей незнакомым.
– Кирилл!.. – отчаянно прошептала она. Губы едва двигались, схваченные расползающимся по телу холодом. – Что ты… Пере… стань…
Снеговая шапка невыносимо медленно сорвалась с яблоневых ветвей и осыпалась в сугроб мелким льдистым прахом. Темнота дрогнула и сомкнулась плотной завесой. Не осталось ничего, кроме чёрного дыма и бриллиантово-белой пыли. На миг почудилось, будто посреди ночи вдруг остро сверкнул солнечный свет – а потом и он потонул в бесконечном холодном мраке. В вечном спокойствии.
***
Машина скорой помощи печально мигала проблесковым маячком, безмолвно озаряя округу мертвенно-синими отсветами. Тут же, на небольшой парковке у ворот особняка, толпились растерянные люди; кто-то глухо плакал навзрыд. Бесцеремонно раздвигая гражданских плечом, Верховский протиснулся сквозь застывшую, словно студень, людскую массу. Надзорщики орудуют в саду; ему тоже следует быть там. Выработанное за годы службы чутьё на неприятности нехорошо щекотало где-то под ложечкой.
– Здравствуй, – Верховский пожал руку хмурому руководителю группы. – Как тут дела?
Надзорщик выругался грустно и непечатно. Потом прибавил по существу:
– Какая-то тварь из высших. У тётки шансов не было. Ребята округу щупают, снимают следы воздействия, – он вздохнул, прежде чем продолжать. – Труп скоро убирать будут. Если тебе надо, осматривай сейчас.
Надо. Конечно, надо, как же иначе? Натягивая на ходу перчатки, Верховский приблизился к группке магмедиков, мрачно суетившихся в круглой садовой беседке. Не слишком объёмистый чёрный мешок пристроили прямо на чайном столике.
– Верховский, магконтроль, – он для порядка раскрыл перед деловитыми фельдшерами удостоверение. – Могу взглянуть?
Врач обернулся и, подумав, кивнул.
– Да, пожалуйста. Десять минут вам хватит?
– Вполне.
Немолодая женщина казалась обескровленной. На шее и груди – там, где медики орудовали попеременно шприцами и чарами – кожа ещё сохраняла розоватый цвет, но лицо почти сравнялось бледностью с призрачно-белым снегом. По щекам, как по стеклу в холодный день, змеилась изморозь. Верховский моргнул, принуждая себя видеть чары. Чёрные дымные клочья всё ещё клубились вокруг тонкой шеи, будто газовый шарф. Надзорщикам, конечно, потребуются дополнительные доказательства для протокола, но и без того видно, кто тут поработал. Верховский закусил губу, силясь унять тревогу. Какова вероятность, что вокруг столицы бродят сразу две тени? Какова вероятность, что здесь побывала та самая?
– По-хорошему, че-эс объявлять надо, – тусклым голосом заметил врач. – Хотя смысла мало. Такую тварь что так, что так хрен поймаешь.
– Но ловить-то надо, – рассеянно возразил Верховский. – Вы видели следы?
– На шее и на сердце, – врач кивнул и тоже подошёл к столу. Пальцем в перчатке раздвинул искромсанные скальпелем обрывки вечернего платья. – Вот здесь было. Я, как увидел, вкатил сразу адреналин и пару заклятий.
– Не помогло?
– Помогло, – медик мрачно усмехнулся. – Только поздно.
Верховский молча кивнул. Шесть лет тому назад его рапорт о происшествии на шатурских болотах сочли удовлетворительным. Высокое начальство решило, что в сложившейся ситуации оперативник магбезопасности поступил наилучшим возможным образом. Особенно подчёркивали отсутствие человеческих жертв. И вот, пожалуйста, аукнулось…
– Набрали на отчёт? – нарочито небрежно спросил Верховский у надзорщика, перебирающего кнопки телефона. Строчит неофициальный доклад в Управу, не иначе.
– Лучше б не набрал, – невесело отозвался тот. – Ты тоже думаешь?..
– Тень, – Верховский уверенно кивнул. – Тут для фантазий простора мало.
– И она где-то в округе теперь шлёндает, – обречённо заметил надзорщик. – Сытая. Ёлки-моталки, Саня, мне что, у военных огнемётчика просить?
– Если только у них есть лишние.
Следует выделить им на помощь Липатова. И присоединиться самому. Здесь не то что трудный случай – небольшая катастрофа, сравнимая с эпидемией смертельной болячки. И клапан на автоклаве с заразой когда-то открыл сам Верховский.
Поодаль о чём-то говорил с надзорщиками хозяин дома. Авилов стоял на садовой дорожке и то и дело затягивался стремительно прогорающей сигаретой; пальто у него на груди было распахнуто, словно он только что в спешке выбежал в морозную ночь. Не лучший момент, чтобы беседовать с высокопоставленным патроном, но долг обязывает. И служебный, и моральный. Пару недель тому назад Верховский спустил стажёру серьёзную провинность, а самому себе теперь – не мог. Быть судьёй кому-то другому невообразимо проще.