Негде спрятаться. Эдвард Сноуден и зоркий глаз Дядюшки Сэма
Шрифт:
К тому моменту мы все понимали, что общаться ни по телефону, ни через гугловский чат нельзя — это было слишком небезопасно. Почему-то нам не удалось связаться через OTR, программу чата с криптографическим шифрованием, и Джанин предложила использовать Cryptocat, новый ресурс для защиты от слежения, который и стал главным каналом нашего общения на все время моего пребывания в Гонконге.
Я рассказал ей о сегодняшней встрече со Сноуденом, сообщив, что удостоверился в его личности и убедился в подлинности предоставленных им документов, а также что уже написал ряд статей. Джанин особенно заинтересовалась историей с Verizon.
"Отлично, — отозвался я. — Статья готова. Если нужны небольшие правки, давай их сделаем".
Я повторил Джанин, как важно опубликовать
"Давай их печатать".
Однако была одна проблема. Редакторы Guardian встречались с юристами газеты, которые выразили беспокойство. Джанин сообщила, что именно ей сказали адвокаты Guardian: публикация секретных документов, возможно (впрочем, маловероятно), будет расценена американским правительством как преступление в нарушение закона о шпионской деятельности, даже если речь идет о газете. Особую опасность в этом смысле представляли документы, относящиеся к радиоэлектронной разведке. В прошлом государство не преследовало массовые издания, но только в тех случаях, когда эти СМИ придерживались неписаных правил и когда чиновники имели возможность предварительно знакомиться с материалами и высказывать мнение относительно того, не повредит ли публикация национальной безопасности.
Такие консультации, как объяснили адвокаты Guardian, позволяют газетам продемонстрировать, что они не имеют намерения нанести публикацией сверхсекретных документов урон национальной безопасности, и поэтому для уголовного преследования нет оснований.
Однако никогда еще не было утечки документов АНБ, не говоря уже о степени секретности и масштабе разоблачений Сноудена. Адвокаты предупреждали нас о возможности уголовного преследования не только Сноудена, но и — примечательно для администрации Обамы — самой газеты. Всего за несколько недель до моего прибытия в Гонконг стало известно, что обамовское Министерство юстиции получило постановление суда, разрешавшее чтение электронных сообщений и записей телефонных переговоров журналистов и редакторов Associated Press для выяснения источника опубликованных ими материалов.
Практически сразу после этого появилось новое свидетельство еще более агрессивной атаки на репортерскую деятельность: Министерство юстиции возбудило дело против шефа вашингтонского бюро Fox News Джеймса Розена как соучастника источника, раскрывшего секретную информацию, — за то, что он работал с ним для получения этих материалов.
Уже на протяжении нескольких лет журналисты отмечали, что администрация Обамы осуществляет беспрецедентные нападки на журналистику. Однако эпизод с Розеном существенно обострил ситуацию. Сотрудничество с источником, которое рассматривается как "пособничество и подстрекательство", выводило журналистское расследование за рамки законности! Но никогда ни одному журналисту не удалось еще получить секретную информацию, не работая с ее источником. Создавшийся климат заставлял юристов при средствах массовой информации, не исключая Guardian, проявлять чрезмерную осторожность и даже страх.
"Они говорят, что ФБР может прийти, закрыть штаб-квартиру и изъять файлы", — поведала мне Гибсон.
Мне показалось это смехотворным: сама мысль о том, что американские власти могут закрыть в США крупнейшую газету Guardian, провести рейд в офисах, была из того рода предположений, которые раз и навсегда заставили меня, как юриста, возненавидеть адвокатов за бесполезные и осторожные советы. Но я понимал, что Гибсон не может просто игнорировать или отбросить эти соображения.
"Что это будет означать в нашем случае? — задал я ей вопрос. — Когда мы сможем напечататься?"
"Не скажу точно, Гленн, — ответила она. — Сначала надо во всем разобраться. Завтра мы снова встречаемся с адвокатами, тогда и выясним".
Я действительно волновался. Я не представлял себе, как будут реагировать редакторы Guardian. Мое независимое сотрудничество с газетой и тот факт, что я написал несколько статей, консультируясь с редактором по теме, совсем не такой секретной, как эта, не давали мне возможности реально оценить неизвестные мне факторы. Вся эта история была совершенно
Я стремился как можно скорее напечатать статью о Verizon: у нас на руках имелся документ FISA, и совершенно очевидно,
что он был подлинным. Не было ни одной причины медлит с тем, чтобы американские граждане узнали, что правительстве делает с их частной жизнью, — ни одной минуты. Кроме того, я чувствовал ответственность перед Сноуденом. Он сделал свой выбор — мужественный, осмысленный, бесстрашный. Я был полон решимости придать публикациям тот же дух, востановить справедливость во имя той жертвы, которую приносил наш источник. Только смелая журналистская публикация способна была пробить атмосферу страха, который испытывали перед властями репортеры и их источники. Параноидальные рекомендации юристов и медлительность Guardian — вот что было противопоставлено журналистскому бесстрашию. В ту же ночь я позвонил Дэвиду и поделился своей нарастающей тревогой в отношении Guardian. Я также обсудил ситуацию с Лорой. Мы сошлись на том, чтобы дать Guardian для публикации первой статьи время до следующего дня, после чего мы начнем искать другие возможности.
Через несколько часов Юэн Макаскилл заглянул ко мне в номер, чтобы узнать новости о Сноудене, с которым он еще не был знаком. Я поделился с ним опасениями по поводу промедления.
"Не волнуйся, — подбодрил он меня. — Они очень агрессивны". Так он отозвался о Guardian. Алан Расбриджер, в течение длительного времени возглавлявший эту британскую газетку, как уверял Юэн, "был крайне заинтересован" в этой истории и "полон решимости опубликовать ее".
Я по-прежнему считал Юэна выразителем корпоративных интересов, но уже с большим доверием отнесся к его словам, поскольку увидел и его собственное стремление быстрее опубликовать материал. Когда он ушел, я сообщил Сноудену о том, что с нами приехал еще и Юэн Макаскилл, назвав его «нянькой» газеты и предложив им встретиться на следующий день.
Я объяснил ему, что привлечение Юэна для нас важно, так как благодаря ему редакция будет чувствовать себя достаточно комфортно, печатая наш материал.
"Это не проблема, — прореагировал на мои разъяснения Сноуден. — Но теперь он присматривает за вами. Поэтому они прислали его сюда".
Их встреча действительно имела большое значение. На следующее утро Юэн пришел вместе с нами в отель к Сноудену и в течение двух часов задавал ему вопросы, часто на те же темы, что и я накануне.
"Откуда я могу знать, что вы тот, за кого себя выдаете? — в конце интервью спросил Юэн. — Есть ли у вас какие-то доказательства?"
В ответ Сноуден вынул пачку документов: свой уже просроченный дипломатический паспорт, старую карточку сотрудника ЦРУ, водительское удостоверение и удостоверения государственных организаций.
Мы вышли из его номера вместе с Юэном.
"Я полностью убедился в том, что он настоящий, — сказал Юэн. — У меня ноль сомнений".
Причин откладывать больше не было.
"Я позвоню Алану, как только мы вернемся в отель, и скажу, что мы можем сразу же начинать публикацию".
С этого момента Юэн являлся полноправным членом нашей команды. Довольно быстро Лора и Сноуден стали чувствовать себя при нем свободно, и я, признаться, тоже. Мы пришли к выводу, что наши сомнения совершенно необоснованны: под внешней мягкостью и добродушием скрывался бесстрашный репортер, готовый подать эту историю в точности так, как всем нам представлялось необходимым. Юэн, по крайней мере как он сам считал, был здесь не для того, чтобы наложить какие-то институциональные ограничения, но для того, чтобы способствовать публикации, а иногда и помочь преодолеть эти ограничения. И действительно, в течение нашего пребывания в Гонконге голос Юэна звучал наиболее радикально среди наших голосов; он выступал в пользу разоблачений, к которым не были пока готовы ни я, ни Лора, ни даже Сноуден.