Неистовая звезда
Шрифт:
Все кивают.
А летуну хоть бы что. Очки на носу, шлем съехал набок. Летун озабоченно бормочет себе под нос, осматривает обломки своего самоката. А чего там осматривать? Разбито вдребезги, на мелкие кусочки. И тут я замечаю, что вся груда сложена из остатков летающих машин — крылья, колеса и прочие приспособления. Наверное, они всегда сюда падают.
— А, так вот почему Пегполет… Пег Полет, — говорит Эш. — Теперь понятно.
— Эй, вы как там? — окликаю я летуна. — Мы приятели Слима.
Летун вытаскивает из кучи обломков вертушку, спускается с
— Простите, вы Пег Полет? Я…
— Слышу, слышу, ты Ангел Смерти, мне Слим про тебя рассказывал, — говорит она. — А теперь заткнись.
Божемой! Пег Полет — не он, а она. Тощая жилистая старуха с обвислой морщинистой кожей. Складки на длинной шее, как у стервятника, плечи узкие. Штаны разодраны в лохмотья, лоскуты трепещут, как перья.
— Ох, прошу прощения, что потревожили, — говорю я. — Слим скоро приедет. Он следом за нами собирался. Сказал, что вы нам разрешите…
Пег не отвечает, быстро карабкается по шаткой лесенке, бормочет себе под нос:
— Итак, начни все сначала, шаг за шагом. Недоумок, основы не забывай!
Мы с Эм взбираемся по лесенке следом. Мой волкодав сидит внизу, лает и поскуливает.
Пег не обращает на нас внимания, перебирается через завал по подвесным мосткам к своей лачуге. Мы устремляемся за ней, но дело это опасное — мостки ненадежные, веревки ветхие, вот-вот оборвутся.
— Простите, миз Пег, — продолжаю я. — Если можно, мы тут ненадолго задержимся. Честное слово, мы вас не побеспокоим.
— Простите-извините, честное слово… — бормочет Пег, сжимает под мышкой вертушку, свободной рукой рассеянно машет у виска. Птицы в клетках громко щебечут, хлопают крыльями. — Не волнуйтесь, птички мои, недолго уж ждать осталось!
Она ныряет в открытую дверь лачуги, бросает вертушку на скамью, заваленную хламом.
— Тихо! — кричит она на нас и что-то царапает на стене кусочком мела. — Воздушный поток, грузоподъемность, опора, вертикальная тяга… Шаг за шагом, с самого начала. Основы воздухоплавания, недоумок!
— Миз Пег, мы будем премного благодарны, если вы… — начинаю я и удивленно замолкаю.
На стене возникает рисунок вертушки, четкий и точный. Кто б мог подумать, что безумная старуха так умеет?
— Миз Пег, а ваши машины далеко летают? — спрашиваю я.
Она не отвечает, занятая своим делом. Нерон сунулся за нами следом. Он все еще осторожничает, но ему любопытно. В лачуге, как и во дворе, кучами свален всякий хлам. Но здесь чувствуется порядок. Кадки и ящики полны всяких частей от летающих машин. Стены покрыты рисунками. Похоже, эта хижина — самый центр всех остальных построек. От нее ветвятся проходы и лестницы к другим сарайчикам. В окошки льется солнечный свет. Все покрыто толстым слоем пыли. Посреди комнаты стоит кресло-качалка, в углу — ржавая плита, затянутая паутиной.
На скамье валяется бойцовский доспех. Беру наручья, кожаную куртку, стряхиваю
— Миз Пег, вы что за доспех хотите? — спрашиваю я.
— Не продается, — отвечает она и продолжает рисовать на стене.
Я вздыхаю, кладу доспех на скамью.
— Да твое это, твое. Для тебя делалось, для тебя и храню. Надевай, — говорит Пег.
Я недоуменно смотрю ей в спину, морщу лоб. Старуха из ума выжила, не иначе.
— Спасибо, — говорю я.
Надеваю куртку, прилаживаю наручья, застегиваю пряжки. И правда, как по мне сделано.
Эмми молчит, присела на корточки у стола, завороженно глядит на птичью клетку, маленькую, в два кулака. Прутья так вычурно свиты, что и не скажешь — железо. Там и листья, и цветы, и плоды разные. Следы краски на них еще остались. Ох, красота! Как же жили люди, что такие чудеса делали? И зачем?
Нерон подлетает к столу, садится. Вертит головой, рассматривает птичку в клетке. Хрипло каркает, тихонько стучит клювом по прутьям.
— Нерон, ш-ш-ш! — говорит Эмми. — Не видишь, спит она.
— Разбуди ее, пора уж, — ворчит Пег. — Там ключ. Без ключа нет песни.
Она бросает мел, вытирает руки о штаны, подходит к столу, нащупывает тощими корявыми пальцами ключ, спрятанный сбоку. Тихо щелкает пружина. Слышится негромкий перезвон. Зяблик в клетке разевает клюв, приподнимается, покачивается на жердочке, машет хвостиком. Когда песенка заканчивается, птичка закрывает клюв, опускается на место, замирает. До следующего поворота ключа.
— Ой, а пусть она еще споет, — просит Эмми.
— Пожалуйста, — строго напоминаю я.
— Ой, простите. Пожалуйста, — повторяет Эмми.
Пег досадливо отмахивается, мол, сама заводи. Эмми поворачивает ключ. Песенка тихонько крадется по пыльной комнате.
— Миз Пег, вы бы отпустили птиц из клеток, — говорю я.
— Да скоро уж, скоро, — отвечает Пег. — Мы все вместе улетим.
В дверном проеме возникает чья-то тень.
— Слим приехал, — объявляет Томмо.
Слим негромко рассказывает мне новости. По пути сюда он в трех местах останавливался — на Ивовом ручье зуб рвал, потом нарыв на шее вскрыл, а потом такую мерзкую болячку лечил, что и говорить неудобно. Он порывается сообщить мне подробности, но я его останавливаю и спрашиваю, что он еще узнал.
Все говорят одно и то же. Мол, слышали от соседей, а те от своих соседей, что тень Ангела Смерти бродит по Новому Эдему, козни чинит. Призрак появляется каждую ночь, как звездопад начинается. И прошлой ночью ее видели. И позапрошлой тоже. Ангел Смерти носится по дорогам со своим волкодавом и вороном, мстит за свою погибель любому, кто ей на пути встретится. Все встревожены, не знают, к чему бы это. Боятся, что беда грядет.