Неистовый
Шрифт:
И вдруг горло у Евпатия пересекло резкой болью - вспомнил последние минуты Добрыни Никитича. Вспомнил, как богатырь поднял на копье Кара-батыра, и как сам богу душу отдал.
– Что с тобой, тятенька?- Спросил его Стёпка.
Евпатий перевел дух:
– Все хорошо, сынок. Когда-нибудь я вам расскажу не былину, а быль - как Добрыня Никитич бился с татарином...
Древняя Рязань громоздилась вдали каменной глыбой. Ее стены помнили своих богатырей.
В воротах встретила их Настасья Вадимовна. В руках ее было лукошко
– От кого путь держишь, горлица?
– От батюшки иду,- улыбнулась Настасья Даниловна.- Нынче яблок видимо не видимо.
Евпатий взял одно из лукошка.
– А в лесу как хорошо,- тоже с улыбкой произнес он.
– Мама-мама,- раздался во дворе крик младшей дочурки Вареньки.- Стёпка из лесу змейку принес!
– Вот сорванец,- улыбнулся Евпатий.
Они зашли на двор. Дети столпились над кадкой, по дну которой лениво ползал небольшой уж. Евпатий направился к ним, хотел пожурить сынишку. Но в этот момент за воротами раздался перестук копыт.
– Евпатий,- раздался голос княжеского дружинника Николы Волка,- князь тебя зовет. Дело срочное!
Не слезая с коня, говоривший заглянул во двор. Коловрат подошел к нему:
– Что стряслось?
– Татарва через Волгу перешла,- вполголоса произнес вестник.- Булгар взят, вырезали и малого и великого... Орда у татар несметная, на Рязань идут... Поторопись.
Евпатий вышел за ворота, проводил взглядом дружинника, пустившего жеребца в галоп.
На город медленно опускался осенний вечер.
– С чем Никола пожаловал?- Спросила Евпатия супруга. Она тоже вышла за ворота.
– Беда Настенька. Татары на город идут.
– Господи, что же будет то?!
– Сеча будет, если князь не договорится с ханами татарскими,- ответил Евпатий.- Стены рязанские крепки, да и князь наш к набегу табунщиков готов. Поднимем ополчение... Еду на княжий двор. Не жди меня, всю ночь судить-рядить будем.
16. Евпатий скакал по рязанским улицам и подмечал, что народный сполох по городу еще не прошел. Рязанцы ведать не ведали о надвигающейся с Дикого поля беде. Еще не докатилась до рязанской земли волна сбегов из разоренных татарами половецких и булгарских городов и поселений.
Поднявшись к княжеским палатам, Евпатий оглянулся на город. С восточной стороны поднималась сумрачная снеговая туча, словно орда принесла с собой зиму из-за Каменного пояса. И тотчас с востока дохнуло студеным ветром. Сорвало с деревьев пожелтевшие листья и закрутило над дорогою вихрем.
Евпатий осадил коня возле княжеского крыльца. Чадь (Чадь - слуга (устар.) принял из его руки повод, и Евпатий поднялся в палаты князя Юрия Ингваревича.
У парадного притвора его встретил княжич Феодор Юрьевич:
– Здрав буде, Коловратович! В недобрый час мы встретились, орда из половецкой степи навалилась.
– Нам с мунгалами не впервой биться!- Ответил Евпатий.- Били
– Молод я был для той славной сечи,- с сожалением произнес Феодор Юрьевич.- Но знаю, что мунгалы воины искусные и бесстрашные. И драться с ними тяжко.
– Потому и тяжко, князь, что один с пятерыми бьешься. А на всякие хитрости и подлости татарин горазд. И пощады от него не жди. Рать киевскую они обманом изничтожили: обещали мир, а как киевляне оружие побросали - зарезали всех.
В этот момент дверь за их спинами отворилась и в проеме показалась огромная фигура юного рязанского удальца Микулы Буслаевича.
– Мир дому сему,- пророкотал он.- Князь меня звал!
– Проходи в гридницу княжескую, Микула Буслаевич,- Феодор Юрьевич пожал богатырю руку. Рядом с ним он, довольно крупный мужчина, казался отроком.
Микула Буслаевич узнал Евпатия:
– И ты здесь, Коловратович?! Знать ждет нас потеха ратная!
– Скоро ты вволюшку погуляешь, Микула Буслаевич,- кивнул Евпатий.
Они прошли в княжескую гридницу, а Феодор Юрьевич остался на крыльце встречать прибывающих со всей Рязани ратников и бояр.
Собравшиеся к этому часу сидели за широким столом. Князь рязанский Юрий Ингваревич внимательно слушал воеводу Вадима Даниловича Кофу - тестя Евпатия. При появлении новых гостей он перевел с него взгляд и улыбнулся. Юрий Ингваревич был похож на князей из старинных былин, тронутые сединой кудри ниспадали на плечи, а лицо князя было словно высечено из камня. Но на рязанцев и друзей своих он всегда смотрел милостиво. Горе было его врагам. В час гнева светлые глаза князя становились темными как грозовые тучи, а в голосе звенела сталь.
Помимо воевод и бояр за столом сидели княжичи: Глеб и Борис. Евпатий с Микулой Буслаевичем сели на свободные места и тоже принялись слушать воеводу Кофа.
– Татары не дикое воинство,- говорил тот.- Везут с собой стенобитные и камнеметные машины. Горе тому городу, что встал на их пути! Но ежели рязанский полк укрепится в городе, Рязань выстоит...
– Не дело говоришь, Вадим Данилович,- оборвал его молодой и горячий племянник князя Всеволод Владимирович.- Когда это русская рать за городскими стенами хоронилась? На Рязань орда хлынула, вот и встретим ее одним ударом и сметем с земли рязанской!
– Ты, Всеволод Владимирович, знать не знаешь, ведать не ведаешь, сколько татар на Рязань идет,- сдержанно ответил воевода.- Татарская орда лавой растеклась на сотню верст. Но как войдут они в пределы русские, в леса да болота, снова в кучу собьются. Силы у них несметные. Мы до сего часа не ведаем, сколько татар идет? Булгары брешут, что татар столько, сколько звезд на небе. А ведь на них напала только часть орды... Я думаю, идет на нас не меньше двухсот тысяч копий.
– Быть того не может!- Вскочил с лавки Всеволод Владимирович.- Нет таких ратей!