Неизбежность бури
Шрифт:
Пулей взлетев на верхний этаж по шатким крошащимся ступеням, он увидел, что стены их квартиры рухнули вместе с десятым этажом. Тело его жены наполовину размозжило обломками. Зорин заметался по квартире в надежде отыскать дочь и выкрикивая её имя, вперемешку с воем отчаяния, и заметил маленькую ножку, чуть подрагивающую под завалом из кирпича и бетона. Алексей приложил все силы, пытаясь раскопать Василису, освободить её из западни, достать, прижать к себе и сказать, что всё будет хорошо. Однако судьба распорядилась иначе. Слишком тяжёлыми оказались обрушившиеся перекрытия. Единственное, что смог сделать в голос ревущий отец, – это добраться до
Зорин прополз под перекрытие и с ужасом обнаружил, что маленькое, худенькое тельце ребёнка в двух местах насквозь пробито прутами арматуры. Девочка периодически кашляла, задыхаясь. Из носа и ушей шла кровь. Серые глаза выражали обречённость и в то же время веру, что папа поможет ей, спасёт. И Зорин заплакал. Заплакал так, как не плакал никогда в жизни. Протянув руку, сжал запястье дочери, эту худенькую бледную ручку. Она была холодной и слабо дрожала. Замёрзла. Так они и лежали непонятно сколько времени. Алексей думал, что и он умрёт здесь вместе с ней, ему больше незачем жить. Он просто не сможет жить дальше. И вдруг его дочь еле слышно спросила:
– Пап, где мама? – закашлялась. Отец молчал, не в силах ответить. – Пап, ты не плачь, я пойду вместе с мамой, она ждёт меня. Просто помни нас, не забывай. Мы любим тебя. И будем тебя ждать там.
Зорин посмотрел в её глаза. Взгляд вмиг повзрослевшего ребёнка был серьёзен, как и тогда.
– Нет, мы уйдём вместе, только погодите… – От слёз было трудно видеть.
И детская ручка обмякла. Глаза застыли, уставившись в пустоту. Зорин зарычал, забился в ярости и отчаянии. Ещё очень долго, даже после того, как от усталости и изнеможения на смену ярости и отчаянию пришла пустота, он лежал неподвижно, надеясь, что здание наконец рухнет и прикончит его. Но нет, смерть не приходила, не торопилась она.
Пролежав бог знает сколько времени, он заметил плюшевого мишку – Тобика, любимую игрушку Василисы, с которой та никогда не расставалась. В тот миг в нём что-то проросло, какое-то новое чувство, прежде никогда его не посещавшее, а следом проснулась ненависть. Чёрная, сухая, лишённая оттенков ненависть. Он должен жить и отомстить тому, кто во всём этом виновен. Или хотя бы постараться. Зорин вытянул Тобика из-под тела дочери, оторвав зацепившуюся левую лапу. Пошарив по квартире, нашёл обгоревшую фотографию дочки, чудом уцелевшую. Фото жены почему-то найти не смог. Со временем он забудет её лицо…
Закинув в обнаруженный тут же рюкзак Василисин набор для чаепития, Зорин собирался было идти, но остановился в дверях и оглянулся. Просто так уходить было нельзя. Анатолий снял с шеи серебряную цепь с православным крестиком и повесил её на прут арматуры, торчащей над завалом. Какой-то тряпицей привязал перпендикулярно пруту ножку стула, так что получилось наподобие креста над могилой.
– До встречи, мои родные, мы скоро увидимся, – почти неслышно произнёс голосом Зорин и, пошатываясь, спустился в тёмный провал многоэтажки.
***
На карнизе шестнадцатого этажа за мутным грязным стеклом пристроилась чёрная птица. Сквозь слегка колышущуюся от сквозняка занавеску ей было видно, как в глубине комнаты над детским столиком с пластиковой чашечкой в руках неподвижно сидит сутулая фигура. Сидит и даже, кажется, будто не дышит. Глаза уставились на плюшевую игрушку, но словно не видят её, смотрят сквозь.
«Ка-а-ар-р-р-р-р», – встрепенулась ворона, и, захлопав крыльями, улетела прочь.
***
«Ка-а-ар-р-р-р-р».
Громкое
Глава 5
Занимался рассвет. Красное холодное солнце медленно старалось занять своё место на небе. Сквозь рваные дыры облаков его нежно-розовые косые лучи, словно от далёкого и мощного прожектора, упирались в предрассветный туман, расстилавшийся над землёй. Давно ставшие привычными глазу, преимущественно серо-ржавые краски города теперь приобретали розовые оттенки. Прозрачная дымка тумана сплошь преобразилась, и издали став напоминать сахарную вату.
Командир не существующего больше взвода БМД-27, капризами судьбы единственного, в котором уцелели боевые машины после удара крылатых ракет по дислокации не существующей больше 31-й гвардейской отдельной десантно-штурмовой бригады ВДВ, старший лейтенант Сергей Герасимов сидел на своём привычном месте, на правом борту машины, прислонившись к башне спиной. Выцветший, когда-то чёрный танковый шлем был сдвинут на затылок, оголив короткие, чуть волнистые светлые волосы с небрежной косой чёлкой. Могучую фигуру, которая выделяла его среди остальных десантников, обтягивал камуфляжный серо-коричневый комбинезон. На ногах – чёрные шнурованные ботинки с высоким берцем. Поверх комбеза – бронежилет с защитным нагрудником и модульным жилетом-разгрузкой. На левой стороне груди к разгрузке крепился штык-нож, прямо на груди висел бинокль. На левом плече был закреплён противогаз. На поясе, в чёрной кожаной кобуре – ПМ и два запасных магазина к нему.
Автомат АК-74 со сложенным прикладом лежал на коленях, отбрасывая светло-розовые блики воронёным стволом и подпрыгивая в такт движению боевой машины. Серые глаза внимательно осматривали прилегающую к маршруту территорию. Лёгкие совершали глубокие вдохи, всасывая горький дым сигареты, услужливо поднесённой к губам кистью правой руки в кожаной митенке.
Справа в ряд сидело ещё трое бойцов. С другого борта – четыре человека. Все вооружены автоматическим оружием – старым добрым АК-74, и один с СВУ (ОЦ-03)8.
Память из раза в раз возвращала его в ту тёплую летнюю ночь, когда взвод старшего лейтенанта Герасимова, состоявший из четырёх БМД-2, замыкал идущую на марше после долгих учебных манёвров колонну…
***
«Бригада почти в полном составе возвращалась с учений, длившихся несколько месяцев. Настроение у всех было приподнятым. Поэтому, когда на крутом подъёме последняя машина взвода зацепила предыдущую, оборвав траки обоим, у меня не то что желания ругаться не возникло – даже наоборот, захотелось помочь. Сообщив командиру о происшествии, я отправил в расположение две другие машины взвода вместе с колонной, а сам, спешившись со своей машины, остался с обездвиженными БМД-2, прозванных нами «будками» из-за их формы.