Неизменная
Шрифт:
— Мы должны немедленно собрать вещи и уехать, — сказала в ответ мадам Лефу, по-прежнему обнимая Алексию одной рукой за талию.
— Боже милостивый, почему?
— Ваша сестра беременна, и лорд Маккон ее выгнал.
Фелисити нахмурилась.
— Ну, одно из другого не следует.
Мадам Лефу явно хватило пустых разговоров.
— Быстро, девочка, беги и собери свое барахлишко. Нам нужно срочно покинуть Кингэйр.
Спустя три четверти часа позаимствованная в замке Кингэйр карета несла их к ближайшей железнодорожной станции. Лошади были свежие и бежали быстро, несмотря на
Алексия, по-прежнему ошеломленная, открыла окошечко над дверью кареты и, высунув голову наружу, подставила ее порывам ветра.
— Сестричка, не надо этого делать. Ты же погубишь прическу! Хотя с твоими волосами для этого даже ветра не надо, — попыталась затеять перебранку Фелисити. Алексия не обратила на нее никакого внимания, так что она переключилась на француженку: — Что она делает?
Мадам Лефу улыбнулась печальной сухой улыбкой без всяких ямочек:
— Прислушивается.
Она нежно положила ладонь Алексии на поясницу и принялась растирать ее. Но Алексия, казалось, ничего не заметила.
— К чему?
— Она ждет, не завоют ли волки. Не побегут ли следом.
И Алексия действительно прислушивалась, но вокруг была лишь тишина влажной шотландской ночи.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Если вам понравился роман «Неизменная», предлагаем познакомиться с фрагментом следующей книги о приключениях Алексии Таработти, в замужестве леди Маккон.
— Сколько еще, маменька, мы должны терпеть такое чудовищное унижение?
Леди Алексия Маккон помедлила, прежде чем зайти в утреннюю столовую. Сквозь умиротворяющее звяканье чашек и похрустывание тостов до нее донесся неблагозвучный голос одной из сестер, Ивлин. Совершенно неудивительно, что к нему тут же подключился голос второй сестры, Фелисити. Барышни ныли хорошо отработанным дуэтом.
— Да, дорогая маменька, под нашей крышей — и такой скандал. Мы и вправду не должны и дальше мириться с этим, — вступила Фелисити. — Наши шансы на достойную партию уменьшаются (хрусть-хрусть) без всякой надежды на восстановление. Терпеть такое нельзя. Ни в коем случае.
Алексия остановилась перед зеркалом в коридоре и сделала вид, что приводит себя в порядок. На самом деле она хотела послушать еще. К ее смятению, новый дворецкий Лунтвиллов, Суилкинс, как раз шел мимо с подносом копченой рыбы и бросил на нее неодобрительный взгляд, в котором ясно читалось его мнение относительно молодых дам, имеющих привычку подслушивать разговоры родни. По его представлениям, дворецкие и только они одни обладали исключительным правом на все формы этого искусства.
— Доброе утро, леди Маккон, — сказал он достаточно громко, чтобы завтракающие услышали его за звяканьем приборов и болтовней. — Нынче вам доставили несколько посланий.
Дворецкий вручил Алексии два сложенных и запечатанных письма, а потом демонстративно пропустил ее вперед. Скрыв раздражение, Алексия впорхнула в утреннюю столовую.
— Доброе утро, дражайшее семейство.
Упомянутое семейство без энтузиазма отозвалось на ее любезное приветствие.
Пока она осторожно пробиралась к
Алексия опасливо налила себе стакан ячменного отвара и взяла тост без масла, стараясь не замечать царящий в столовой аромат копчений. Еще недавно она очень любила копчености, но теперь у нее начинало крутить живот от одного только их запаха. Пока что связанное с будущим младенцем неудобство — так она мысленно это называла — казалось куда более изнурительным, чем можно было предположить, учитывая, что до того, как этот самый младенец освоит речь и самостоятельные действия, должны пройти годы.
Миссис Лунтвилл с нескрываемым одобрением посмотрела на этот аскетический набор продуктов.
— Как утешительно для меня, — сказала она, обращаясь ко всем за столом, — что наша бедняжка Алексия чахнет и сохнет в отсутствие мужниной любви. Такое прекрасное проявление чувствительности!
Она определенно считала, что скудный выбор блюд за завтраком — симптом приступа жалости к себе, который вскоре должен начаться у ее старшей дочери.
Алексия раздраженно посмотрела на мать. «Связанное с младенцем неудобство» уже давало о себе знать прибавкой веса, а она и без того не была пушинкой, так что о том, чтобы сохнуть, не могло быть и речи. И привычки жалеть себя у Алексии не было. Вдобавок ее возмущало, что мать приплела к ее отказу от пищи лорда Маккона, который был тут совершенно ни при чем. То есть очень даже при чем, конечно, но в другом, совершенно очевидном смысле, о котором ее родные оповещены пока не были. Она раскрыла рот, чтобы опровергнуть высказывание матери, но ее опередила Фелисити:
— Нет, маменька, я думаю, Алексия не из тех, кто может умереть от разбитого сердца.
— Но и не из тех, кто ограничивает себя в пище, — парировала миссис Лунтвилл.
— А вот я, например, — вмешалась Ивлин, накладывая себе побольше копченой рыбы, — наоборот, распрекрасненько могу сделать и одно, и другое.
— Иви, деточка, последи за языком, пожалуйста! — Недовольная миссис Лунтвилл разломила пополам кусочек тоста.
Младшая мисс Лунтвилл повернулась к Алексии, обвиняюще тыча в нее вилкой:
— Теперь капитан Фезерстоунхоф порвал со мной. Как тебе это нравится? Утром от него пришло письмо.
— Капитан Фезерстоунхоф? — пробормотала Алексия скорее себе самой. — Я думала, он помолвлен с Айви, а ты — с кем-то другим. Какая неловкая путаница вышла!
— Нет-нет, сейчас с ним помолвлена Айви. Или была помолвлена. Сколько ты уже у нас живешь? Будь повнимательнее, Алексия, милочка, — отчитала дочь миссис Лунтвилл.
Ивлин театрально вздохнула.
— Платье уже заказано и все остальное. Придется все переделывать.