Неизменный жребий

Ламберт Лесли

Словом, Корнелия, если бы могла, под различными предлогами избегала бы семейных обедов.

Предлогов могло быть множество. Пошла на пикет в защиту собачьего приюта от застройщиков, желающих снести этот самый приют. Разве можно перенести пикет? Или благотворительная акция по высаживанию деревьев в сквере дома престарелых.

Но такие вечера были еще и лишней возможностью видеться с Корой.

Корнелия завернула в супермаркет по дороге к родителям. Положила в корзинку глянцевый девичий журнальчик с пробниками каких-то помад и шампуней — Коре будет

приятно переключиться с бесконечной зубрежки на что-то более развлекающее. Потом отыскала в кондитерском отделе лимонный пирог. Если попросить упаковать его в обычную белую оберточную бумагу и отодрать ценник со штрихкодом, то будет впечатление, что Корнелия сама хорошенько потрудилась над изготовлением этого пирога.

Два литра ананасового сока и кочан салата завершили вклад Корнелии в домашний ужин.

Она подозревала, что мать и без того уже настряпала нескончаемое множество блюд. Стол будет ломиться, но присутствующие будут страдать стойким отсутствием аппетита. Мать и в выборе блюд следовала скорее собственному вкусу, чем предпочтениям окружающих.

Тушеные и приготовленные на пару овощи. Рис. Салаты (вот для одного из них Корнелия и запаслась кочанным салатом). Без пирога настроение у Корнелии было бы совсем уж безрадостным. А так — какая-никакая, но все же выпечка…

Дверь Корнелия не стала открывать своим ключом, позвонила, так как руки были заняты зонтом и пакетами.

Открыла Кора. Взвизгнула, радостно бросилась сестре на шею, словно и не знала о практически гарантированном приходе Корнелии.

— Держи, вот в этом пакете — журнал для тебя, — тихонько прошептала Корнелия. — Будет лучше, если мама не найдет его… Все равно бесконечные разговоры ни к чему не приведут.

— Спасибо.

— Боже, а что это на тебе за кошмарная одежда?

Кора саркастически усмехнулась:

— Это? Это «в меру парадный наряд для семейного ужина, не слишком вызывающий, не слишком строгий».

На хрупкой девочке была бордового цвета рубашка со слишком жестким воротничком. Черные бриджи. Даже туфли на ногах!

Это дома-то, в двадцатитрехградусную жару, вызванную бесперебойно работающим отоплением.

— Кошмар, — прошептала Корнелия.

— А что делать. — Кора сегодня была настроена на философский лад. — Я хотя бы могу радоваться за тебя, что ты живешь, как тебе нравится.

— Ничего, — в тысячный раз пообещала Корнелия, — вот станешь совершеннолетней — подыщем тебе какую-нибудь квартирку, будешь ее оплачивать и делать что заблагорассудится.

— А еще лучше — если я смогу поселиться вместе с тобой.

— Или вместе со мной, — согласилась Корнелия. — Мама на кухне?

— Да. Но уже бегает взад-вперед с тарелками из столовой и обратно. Наверняка сейчас примется шуметь на меня, что я бросила помогать ей.

— Ладно. Давай-ка я отнесу на кухню и пирог, и сок. Может, и для меня найдется дело. Папа уже дома?

— Папа задерживается. Он звонил, сказал, что приедет, как только закончится совещание. Мама уже кипит.

— Закипает? — засмеялась Корнелия.

—

Ага, рвет и мечет.

— Разумеется. Семейный ужин — это ведь святое… Интересно, а что было бы, если бы мне в какую-нибудь пятницу предстояло такое свидание, которое невозможно отменить?

— Мама поняла бы это свидание, разве что оно было бы назначено тебе самим принцем Уэльским.

— Безнадежно. Слушай, Кори, ты в самом деле не можешь переодеться? Выглядишь, как воспитанница закрытого пансиона. Просто кошмар. Как насчет домашнего бирюзового костюмчика, который я дарила тебе на прошлое Рождество?

— Исключено. — Кора грустно покачала головой. Потом с одобрением, восхищением и завистью одновременно она оглядела сестру со всех сторон. — Выражаешь свой протест?

— Нет. — Корнелия задрала нос. — Хотя, впрочем… да. Но это скорее ради тебя. На меня-то она никак не может повлиять, как бы ни старалась. Руки коротки.

Самым впечатляющим в вечернем наряде Корнелии были тяжелые и грубые, почти подростковые кожаные ботинки с нарочито вызывающей — розовой — шнуровкой.

Эта шнуровка, впрочем, гармонировала с коротким розовым пальто и коралловым блеском на губах Корнелии.

Под снятым пальто обнаружилась туника насыщенного оливкового цвета. Рукава были нарочито длинными, вырез — узким и глубоким, подол — асимметричным. Туника удачно гармонировала с колье, выполненным в виде грубой железной цепочки со звеньями разной формы и размера. К тунике отлично подходили потертые джинсы в обтяжку. Кое-где на коленях джинсы были даже порваны.

Кора поставила этому наряду девять баллов из десяти возможных. По мнению же Корнелии, любое модное жюри на показе сочло бы ее ансамбль дерзким, вызывающим, но и стильным и продуманным.

Корнелия и мать столкнулись в гостиной.

Мать несла в руках большую миску салата: огурцы, перец, петрушка, капуста. Выглядела она так, словно и не покидала свой начальственный кабинет. Волосы с медным отливом переходили в густой оттенок красного дерева и были убраны в высокую прическу. На тонких губах была кирпичного цвета помада. Серые глаза смотрели на мир прищуренно, были донельзя сосредоточенными. Мать отделяла их от мира толстыми стеклами очков в золотой оправе. Картину довершал кроваво-красный маникюр на длинных и острых ногтях. Разумеется, мать была в глухих черных кожаных туфлях, в излюбленном костюме для «домашних ужинов» — лиловый пиджак и лиловая юбка до колена с небольшим разрезом, рубашка с кипенно-белым жабо.

Словно никак не может сбросить рабочую маску, с досадой подумала Корнелия. Как можно раз за разом представать перед любимым мужем и двумя дочерьми в домашней обстановке в виде важного и занятого донельзя руководителя?

— Корнелия? Здравствуй!

— Привет, мама, — кивнула Корнелия.

— Боже мой! Что это за вид?!

— А что не так с моим видом? — удивилась невинно дочь. — Я, кажется, вполне одета… Туника, джинсы, носки. Ты ведь не захочешь, чтобы я прятала ноги в ботинках под скатерть?