Неизменный
Шрифт:
— Ты никогда, ну, знаешь, раньше не возилась на шелковых простынях?
Повернувшись к нему спиной, я взялась за край рамки для фотографии, мои скрытые пальцы свернулись под рукавами моего кардигана. Я захватила его с собой на случай, если сегодня вечером мне станет холодно, но он понадобился для сокрытия отпечатков пальцев, во время задания.
Мои щеки покраснели, и мне захотелось спрыгнуть с балкона в комнате Толстого Джека. Сойер спрашивал серьёзно? Возилась ли я когда-нибудь на шелковых простынях? Настоящий вопрос заключался в том, спала ли я с кем-нибудь?
Не то чтобы я чувствовала, что потеряла огромный кусок моей жизни, из-за того, что никто никогда не приводил меня в их грязное логово беззакония и не валял меня по своей скользкой кровати, пока они наблюдали за своей техникой в зеркале над головой. Но всё же. Таков был принцип в этом мире.
Однако вместо того, чтобы сказать ему что-либо из этого, я солгала. Потому что именно этим я и занималась. Я была лгуньей, которая врала, чтобы выжить, чтобы расплатиться с синдикатом за какой-то дурацкий долг.
— Именно об этом я и говорю, — сказала я ему. — Я думаю, что их ценность явно преувеличенна. Не говоря уже о том, что это безвкусица.
Голос Сойера был лишен прежнего озорства, когда он сказал:
— Я и не представлял, что у тебя так много мнений о шелковых простынях.
Я взглянула на него через плечо, когда двинулась, чтобы просмотреть какие-то бумаги на столе в углу.
— Не то чтобы я придиралась ко всему этому, я просто подвожу черту под самодовольными придурками. Вот и всё.
О боже мой. О чем я вообще говорила? Я винила во всем Сойера. Он не должен был говорить так, будто у него было много опыта на шелковых простынях. Это раздражало. И было отвратительно. И превращало нормальную девушку внутри меня в зеленоглазого ревнующего монстра.
— Это довольно высокие требования, Шестёрка.
Я развернулась, пристально глядя на него через всю комнату. Он двигался параллельно мне, возле комода в углу. Комната была переполнена нашими невысказанными словами, расстроенными чувствами и постоянным притяжением между нами. Или, может быть, оно было только моим.
— Да кому нужны высокие требования? — спросила я, зная, что это разозлит его.
— Ты серьезно?
Я пожала плечами и подошла к запертому боковому столику возле французских дверей, ведущих на балкон.
— Да кто бы говорил, мистер Осуждающий. Разве не ты ушёл домой с Кристал, — как её там? — в прошлую пятницу? Очевидно, ты работал над своими невероятно требовательными навыками.
— Ты сегодня ужасно болтлива, Каро.
Он придвинулся, чтобы встать рядом со мной. Я снова почувствовала его запах, почувствовала, сквозившее в нём недовольство. И мне потребовалось всё моё мужество, чтобы не злорадствовать. Было приятно проникнуть ему под кожу. Он всегда был под моей и в моей голове, вторгался в мои решения, планы и лучшие суждения. Он всегда был рядом, неизменный во всем, о чем я думала, что делала или чего хотела. И я устала от этого.
Устала от него.
Я присела на корточки и немного поколдовал с запертым ящиком, используя шпильку и гаечный ключ. Она распахнулась,
Сойер был кем-то совершенно иным. Я не знала, как его открыть. Я не знала, как заставить его играть по моим правилам. Я не знала, как взять у него то, что я хотела, и отбросить всё остальное.
Потому что казалось, что он мог только брать у меня. А я продолжала давать ему. В любом случае, я ничего не получала взамен, и ненавидела это.
— Я всегда болтлива. — Я подскочила обратно, чтобы проверить содержимое ящика, и обнаружила, что Сойер оказался ещё ближе, чем раньше. Я повернулась, чтобы посмотреть на него. — Но суть не поменялась. Мои стандарты — это мой выбор. Как и твои.
Эти голубые глаза, в которые я так безвозвратно была влюблена, нашли мои и крепко вцепились в меня.
— Я не ходил домой с Кристал Канстановой в прошлую пятницу, Шестёрка. Я вообще никогда не ходил с ней домой. Думай обо мне, что хочешь, но у меня действительно высокие требования. И она даже близко не дотягивает до них.
Я втянула нижнюю губу и прикусила её, не обращая внимания на то, как расслабились два внутренних кулака, сжимавших моё сердце. Но игра между нами всё ещё продолжалась. Я не могла позволить ему увидеть, как сильно его слова влияли на меня или как отчаянно я хотела быть причиной того, что он не забрал Кристал домой. Она крутилась рядом с ним в прошлую пятницу в клубе, где братва проводила большую часть своего времени. И она оделась как настоящая шлюха. Я сказала это не от злости. Просто констатировала факт. Её соски проглядывались сквозь топ, и верхняя часть трусиков выглядывала из джинсов. Это был её стиль, её почерк.
— Я полагаю, сейчас ты хочешь, чтобы я признала, какой ты порядочный человек?
Его глаза потемнели.
— Я хочу, чтобы ты признала, что у тебя ко мне есть чувства, Кэролайн. Я устал гоняться за тобой.
Я стукнулась пальцем об ящик. Прошипев проклятие, я повернулась к нему лицом.
— Так вот что ты делаешь? Гоняешься за мной?
Один уголок его рта приподнялся.
— С тех пор как мне исполнилось двенадцать лет, и я оказался в переулке, где мне не место, с тремя долларами в кармане.
— Сойер, — прошептала я, его имя звучало как мольба и молитва, как отчаянное требование большего.
— Ты действительно ничего не видишь? Ты думаешь, это была идея Романа? — он жестикулировал между нами взад и вперед. — Что он хотел команду детишек? Шестёрка, я боролся за то, чтобы быть с тобой с того самого дня, как ты спасла мне жизнь. Мои требования чертовски высоки. Я хочу только ту девушку, которая совершенно недосягаема, которая настолько лучше меня, что мне неловко. Я хочу только одну девушку, которую я должен отпустить. — Он шагнул ближе ко мне. — Чтобы она могла переехать на Средний Запад и иметь свою кукурузу, коров и нормальную жизнь.