Неизвестный Байконур. Сборник воспоминаний ветеранов Байконура

Стаднюк Иван Фотиевич

«Есть книги, которые как бы хранят на себе паутину времени. Они чуть выцвели, но это походит на седые волосы много повидавшего на своем веку человека, а запах их страниц все тот же, каким был, когда книги эти лишь появились, и, наверно, любезнее всего на свете был этот запах и Пушкину, и Гоголю. А при жизни Лермонтова вышла только одна его маленькая книжечка, и писательской радости во всей ее полноте узнать ему не привелось.

Но есть книги, в которых чувствуешь свежий ветер времени, они молоды и отважны в лучшем смысле этих слов и, едва появившись на свет, сразу же становятся библиографической редкостью не только потому, что напечатаны малым тиражом, но и по значимости их появления.

Несколько лет назад ко мне пришел незнакомый человек (это был Григорий Гайсинский. — Ред.). Сговориться о встрече заранее он не сумел, пришел наудачу, начал с извинений, но уже несколько минут спустя я весьма порадовался его приходу.

— Принес вам одну книжечку, — сказал, — может быть, она найдет местечко в вашей библиотеке.

Он

достал из кармана маленькую книжечку, а название «Звездоград» с подзаголовком «Сборник стихов начинающих поэтов. 1963», напечатанное на титуле, ничего мне не сказало. Но из предисловия я узнал, что «Звездоград» — это город, где «поселилось будущее, где поэты, космос и коммунизм слились в мощную жизнеутверждающую симфонию. А жители Звездограда — поэты, они творят чудесную поэму о величии человеческого разума и созидательной силе свободного труда». Именно так было сказано в предисловии.

Книжка казалась отпечатанной где-нибудь на другой планете, а я мысленно представил себе, что, наверное, уже недалек восторг будущих филателистов, когда почтовые марки будут погашены специальным штемпелем в космосе.

Далее я узнал, что все авторы книжечки больше физики, нежели лирики, и я понял, что имею дело с настоящей редкостью, созданной теми, кто творит легенду нашего романтического времени, и что, если в стихах может быть несовершенство, то в создаваемом авторами в другой области все точно, гармонично и прекрасно по своей сути.

В музее книги, если бы таковой существовал, и имей я отношение к экспозиции, то книжечку эту поставил бы рядом с первопечатными книгами, вроде «Арифметики» Магницкого, ибо суть не в помещенных в ней стихах, а в том, кто эти стихи написал и в каком месте на земле книжечка эта была отпечатана. Наверное, со временем ее не найдешь ни в одной библиотеке, а будущие библиографы отнесут ее к ряду «летучих изданий», пронесенных по городам и весям ветрами времени, а затем и навсегда унесенных.

Старые книги давно обжились в моих книжных шкафах, со «Звездограда» я хотел бы начать новый счет тем удивительным книгам, которые рождаются в плавке времени, и кто знает, может быть, действительно, появится когда-нибудь первенец, отпечатанный на другой планете… а стихи — что ж, физика давно уже стала своего рода поэтической наукой.

Я поставил «Звездоград» рядом с редкими книгами, потому что с момента своего появления книжечка эта стала библиографической редкостью, а смотришь — пройдет время — для нее у испытанных книжников найдется этикетка с отпечатанной надписью: «редчайшая». У меня хранится не одна книжечка с такой этикеткой, и в этом ощущаешь какое-то особое почтение к книге».

Приятные слова о наших сборниках, о нашем почине.

Когда вышел третий выпуск альманаха «Звездоград» в 1971 г., редколлегию обвинили в разглашении военной и государственной тайны. На первой странице альманаха было напечатано, что это сборник стихов поэтов космодрома, а на последней странице — поэтов юного города Ленинска, и все купленные читателями экземпляры предложено было сдать обратно. Но никто с заветным томиком не спешил расстаться, да и оставшиеся книжечки преспокойно разошлись среди космодромщиков. По альманаху в большом зале Дома офицеров была организована грандиозная по масштабам полигона читательская конференция. Конференция превратилась в большой праздник поэзии: авторы читали свои стихи, ансамбль песни и пляски Дома офицеров исполнял песни наших местных композиторов-ракетчиков на слова сослуживцев.

Казус с третьим выпуском «Звездограда» не прошел бесследно. Литературное объединение было переименовано в «Салют» и вместо альманаха нам было разрешено выпускать лишь большую стенную газету. Газета выходила регулярно, к чему немало усилий приложил и автор этих строк.

К сожалению, подобных сборников и альманахов с той поры на космодроме не издавалось, хотя любители поэзии пишут свои стихи, по-прежнему собираются вместе и обсуждают их, но не в Доме офицеров (он сгорел в 1993 г.), а в своих квартирах.

Вместе со мной в авиационный полк пришел служить мой однокашник, выпускник Балашовского высшего военного авиационного училища летчиков Анатолий Моторин. Мы с ним четыре года учились в одном учебном отделении, а на Байконуре летали в одной авиационной эскадрилье. Досуг и все праздники мы проводили вместе, ходили друг к другу в гости. Да и сейчас в почетном звании ветеранов мы поддерживаем тесную дружескую связь. У Моториных я познакомился с Борисом и Тамарой Посысаевыми. Борис Иванович в то время служил в политотделе полигона, был комсомольским работником, а Тамара Матвеевна работала редактором молодежной редакции недавно открывшейся в Ленинске телестудии. Как-то при очередной встрече Тамара Посысаева предложила мне написать для телевидения сценарий, на что я охотно согласился. Тему нашли быстро — парашютный спорт на космодроме Байконур.

Каждый член летного экипажа, будь он летчик, штурман или бортинженер, должен совершать ежегодно один тренировочный прыжок с парашютом. Большое удовольствие доставляет это, конечно, не всем. Но среди авиаторов всегда были и есть страстные поклонники прыжков с парашютом, и в полку у нас образовалась сильная спортивная команда парашютистов. Команда выступала на спортивных соревнованиях различного масштаба и нередко занимала призовые места. Так вот темой телевизионной передачи был избран рассказ о спортсменах-парашютистах вообще и о мастере по этому виду спорта В. Харитонове в частности. Герой передачи имел более тысячи прыжков с парашютами различных систем и модификаций, в совершенстве владел мастерством воздушной акробатики в свободном падении. Сценарий по причине отсутствия навыков или способностей писался трудно, нудно и долго. А когда мы представили его на суд редакции телевидения, был начисто отвергнут. Съемки прыжков произвели без сценария. А я потом пытался дать какой-нибудь текст к идущим в «ящике» кадрам. После небольшого кинопоказа прыжков в студии в свете юпитеров в напряженных позах сидели парашютисты и немногословно отвечали на вопросы ведущего передачи. Только В. Харитонов, как и положено герою, был невозмутимо спокоен.

После первого не совсем удачного «блина» я решил попробовать испечь еще один — сделать передачу о Герое Советского Союза пулеметчице Машук Маметовой, уроженке города Алма-Ата. Будучи в командировке в прекрасной

тогдашней столице Казахстана, я побывал в школе, где она училась, переснял все имеющиеся у них фотографии, взял копии документов из исторического музея и написал сценарий. Передача была сделана, но, к моему великому сожалению, я ее не увидел, так как был в командировке.

Окрыленный этими успехами, я замахнулся на сценарий к передаче о дважды Герое Советского Союза летчике-истребителе Сергее Луганском, проживавшем в то время в Алма-Ате. Мысленно я долго носился в небе войны за самолетом Луганского, прочитав гору книг, исписал пачки бумаги, но никаких документов для показа по телику не нашел. Сергей Данилович встретиться со мной отказался, в музеях ничего не было потому, что прославленный летчик им ничего не давал, сказав: «Когда умру — заберите хоть все, а пока жив — ничего не получите». Мне осталось только пожелать ему долгих лет жизни. На этом мое сотрудничество с Ленинским телевидением закончилось.

Я своими глазами видел, как быстро рос и развивался Ленинск. При мне открыли новую гостиницу «Центральная» с рестораном при ней, построили стадион, кинотеатры «Сатурн» и «Союз», Дворец культуры строителей, городскую больницу, появились новые микрорайоны. А какой прекрасный Дворец пионеров подарили строители детям в 1970 г.!

Когда авиационный полк в 1978 г. пересел на новую технику, было решено один списанный самолет Ли-2 поставить рядом с чудо-дворцом. С самолета сняли крылья, ранним утром через весь город отбуксировали его во внутренний двор Дворца пионеров и привели в первоначальное состояние. Только цвет крылатой машины вместо ядовито-зеленого стал серебристо-белым. Я целую неделю трудился, нанося на фюзеляж и крылья яркие полосы, опознавательные знаки и надписи «Юный летчик-космонавт», знакомился с прекрасным Дворцом и его сотрудниками.

В начале 70-х гг. в городе открыли новое помещение ЗАГСа, заведующей которого в то время работала обаятельная Раиса Николаевна Галтенко. Мы с ней познакомились, когда она летала с нами в Караганду посмотреть, как выполняется заказ на новую мебель на местной мебельной фабрике. Вскоре заказ был выполнен, мебель перевезена самолетом и установлена в светлых помещениях Дома счастья. Позже мы заходили любоваться прекрасным интерьером помещения ЗАГСа, благо это находилось совсем близко от летной столовой. Бывал я там пару раз и в роли официального клиента. В нем и сегодня много посетителей. За 45 лет Байконурский ЗАГС зарегистрировал рождение свыше 50 тыс. детей и более 25 тыс. семей.

Цветы! Сколько их высаживалось и как за ними ухаживали в Ленинске! На каждой площади, перед каждым домом сажали и терпеливо выхаживали эти нежные создания природы. Сколько их привозили из разных концов огромного Советского Союза в горшочках и держали в кабинетах, лабораториях, квартирах! И каким праздником явилось открытие в городе нового магазина! На первом этаже хрущевки освободили помещение, повесили вывеску «Цветы» и послали самолет в Чимкент за дорогими для космодромщиков горшочками. Заведующая магазином Елена Олеярник несколько раз летала с нами в этот казахский город, пока не заставила полки магазина горшочками всех размеров и всех сортов. Завезли землю, предметы для ухода за растениями и пр. Я сам из этого магазина перенес на свой пустой подоконник несколько зеленых ростков в небольших красивых посудинах.

Хотелось бы еще о многом хорошем, добром и интересном в моем Байконуре рассказать читателю. Но размеры нашего сборника не позволяют мне занимать много места. И все-таки самое главное, чем я был богат, чем был счастлив, что я с благоговением вспоминаю, — это дружба. Друзья были всегда рядом, они и сейчас не покидают меня. Это и есть мой Байконур.

Друзьям, авиаторам Байконура посвятил я стихотворение:

Мы выдернуты с корнем из седла. Вернее, с парашюта, что в сиденье. У каждого у нас свои дела, Нет общего давно в нас вдохновенья. Воспоминаний бег за ратью рать Нахлынет иногда, как наважденье. В сентиментальность впадая опять, Я обращаюсь к Богу в утешенье. Пускай в стихах, как раньше, я — бунтарь, И небо мне тревожит сердца раны, За горизонт не хочется, как встарь — Увы! Что взять? Давно мы — ветераны. Уже давно живу я без мечты, Давно высокой цели не имею, Но все ж друзей нестертые черты На полотне историй пламенеют. В том, что пришлось нам в жизни испытать, В том, что остались нам одни руины И что судьбу не повернуть назад, Мы, может, перед Богом не повинны. И я хочу Его благодарить За то, что есть в чем в памяти копаться, За то, что нет с врагами что делить, За самолет прекрасный Ан-12. Когда румяный «новый» из славян Или другой богатый иноверец Ломает джипом быт наш, как таран, Под президентский жест «но пасаран», Я в правильности жизни не уверен. Зато я верю в дружбу лучших лет По зову сердца и по зову славы, В которой радость и залог побед, Где не бывает лишних и неравных. Вожу ли кистью тонкой по холсту, Пишу ль стихи, как времяпровожденье, Мозг старый постоянно на посту: «Стой! Кто идет?» И то ли то виденье. И то виденьеили же другой Ко мне, я знаю, скоро достучится, Займет молчавший долго телефон Или ворвется с водкой прямо в дом, И светом дружбы сердце озарится.