Некрологи
Шрифт:
— Я приду.
Почти все пришли, за исключением внештатных корреспондентов, проживающих в непроходимых трущобах Коннектикута и Нью-Джерси. Даже маленький шелудивый Ирвинг Рамштайн, который вел колонку анекдотов, называвшуюся (я не понимаю почему, так что не спрашивайте меня) Неполиткорректные Враки, нарисовался. Кэти пришла на встречу, и самоуверенно заявила нам, что шоу будет продолжаться.
— Это то, что хотела бы Джерома, — сказала Пинки.
— Насрать, что хотела бы Джерома, — сказала Джорджина Буковски. — Я просто хочу продолжать получать свою зарплату. А также, в дальнейшем,
Этот крик вызвал бурю других! Акции! Акции! Давай-долю-акций! — происходившее в нашем офисе стало похоже на бунт в столовой в старом фильме о тюряге. Кейти позволила немного помитинговать, потом утихомирила всех.
— Как она могла задохнуться? — спросил Чин. — Ведь жвачка вылетела.
— Это была не жвачка, — сказала Роберта. — Это был один из тех вонючих леденцов, которые она всегда сосала. Дерьмососалка.
— Как скажешь, чувиха, но он вылетел, когда Kэти надавила на диафрагму. Мы все это видели.
— Я ничего не видела, — сказала Пинки. — Я разговаривала по телефону. Так что не трынди.
Кэти рассказала, что она взяла интервью у одного из медиков — без сомнения, используя свои большие серые глаза для лучшего эффекта — и тот пояснил, что удушье, скорее всего, спровоцировало сердечный приступ. И, чтобы придерживаться главной линии, следуя Евангелию профессора Хиггинса, и излагать все относящиеся к делу факты доходчиво, я прыгну вперед и скажу, что согласно акта вскрытия нашего Уважаемого Руководителя, все было именно так. Если бы о данном факте писалось в «Неоновом Цирке», то Джерома, на мой взгляд, заслужила бы следующий заголовок: ГЛАВНЫЙ БОСС СЛЕГКА ПЕРЕСОСАЛ.
Это совещание было продолжительным и шумным. Выказав недюжинный талант руководителя, Кэти позволила всем в полной мере излить свои чувства (выражавшиеся, в основном, в порывах дикого, иногда почти истерического смеха) прежде чем сказать, чтобы они возвращались к работе, ведь время быстротечно, а Интернет не ждет. Либо работаем, либо нет. Она сказала, что до конца недели встретится с основными инвесторами «Цирка», а потом позвала меня в офис Джеромы.
— Задернем шторы? — спросил я, когда дверь закрылась. — Или жалюзи, в нашем случае?
Она посмотрела на меня, как на больного. А может быть, просто, с удивлением.
— Ты думаешь, я хочу быть редактором? Мне больше нравится быть журналистом, Майк, как и тебе.
— Ты на самом деле этого достойна. Я знаю это, так же, как и они. — Я мотнул головой в сторону нашего отдела новостей, где каждый, кто там сейчас находился либо долбил клавиатуру, либо звонил по телефону. — Что же касается меня, я всего лишь писатель смешных некрологов. Скорее был им. Я решил уйти на покой.
— Я думаю, что понимаю, почему ты хочешь уйти. — Она вытащила бумажку из заднего кармана джинсов, и развернула ее. Я знал, что там еще до того, как она протянула ее мне. — Любопытство это моя профессия, поэтому я заглянула в твою корзину, прежде чем очистить её. И нашла это.
Я взял лист, свернул его, не глядя (я не хотел видеть это в распечатанном виде, не говоря уже о том, чтобы перечитать написанное), и положил его в карман. — Ты очистила корзину?
— Да, остался только этот распечатанный экземпляр. — Она откинула волосы с лица, и посмотрела на меня. Она была тем человеком, который вряд ли построит
— Спасибо.
— Я не хотела тебя обидеть. В Нью-Йорке, паранойя — это способ выживания. Но это не повод, чтобы бросить работу, которая могла бы принести в ближайшем будущем серьезную прибыль. Ты должен знать, что даже удивительное совпадение — а я признаю это довольно удивительным — это всего лишь совпадение. Майк, мне нужно, чтобы ты оставался на борту.
Не мы, но я. Она сказала, что не хочет задергивать шторы; я же думал, она хотела.
— Ты ничего не понимаешь. Я не думаю, что я смогу это делать, даже если захочу. Это не будет смешно, по крайней мере. Это будет… — я подумал, и вспомнил выражение из моего детства. — Черт его знает что.
Кэти нахмурилась.
— Может быть, Пенни могла бы делать это.
Пенни Лэнгстон была одним из тех внештатных корреспондентов из непроходимых трущоб, нанятых Джеромой по протекции Кэти. У меня было подозрение, что эти две женщины знали друг друга в колледже. Даже если и так, то они совершенно не были похожи друг на друга. Пенни заходила редко, и когда она это делала, на ней всегда была надета старая бейсболка, никогда не покидавшая ее голову, а с ее лица редко сходила жуткая улыбка. Фрэнк Джессап, спортивный парень с Ирокезом, любил повторять, что Пенни всегда выглядела, словно двух-очковый бросок, пришедший по почте.
— Но она никогда не будет делать их так смешно, как ты, — продолжила Кэти. — Если ты не хочешь писать некрологи, то что бы ты хотел делать, если ты все-таки останешься в «Цирке», как мне того хочется?
— Рецензии, может быть. Я думаю смог бы делать их смешными.
— Атака на автора? — звучало, по крайней мере, обнадеживающе.
— Ну… да. Наверное. Может быть. — В конце концов, я был хорош в придирках, и я думаю, я мог бы опередить Джо Куиннана по очкам, возможно даже победить нокаутом. По крайней мере, я буду сталкиваться с живыми людьми, которые могут дать сдачу. Она положила руки мне на плечи, встала на цыпочки, и нежно поцеловала меня в уголок рта. Даже сегодня, когда я закрываю глаза, я чувствую этот поцелуй. Она смотрела на меня своими большими серыми глазами, похожими на море в пасмурное утро. Я уверен, что профессор Хиггинс подкатил бы глаза на это, но третьеразрядных парней вроде меня редко целуют первоклассные девчонки, такие, как она.
— Ты все-таки подумай о некрологах. — Ее руки все также лежали на моих плечах. А легкий аромат духов проникал в ноздри. Её грудь находилась в дюйме от моей груди, и когда она сделала глубокий вдох, они соприкоснулись. Я все еще чувствую это, даже сегодня.
— Это касается не только тебя или меня. Ближайшие шесть недель будут критическими для сайта и персонала. Так что подумай, ладно? Даже еще один месяц написания некрологов будет полезен. Это даст возможность Пенни — или кому-то другому — поднатаскаться в этой работе под твоим руководством. И да, может быть, никому не пристанет за это время умереть.