Некромант . Трилогия
Шрифт:
– Меня почти убедили, — ответила Осси. — А вот, насчет красоты… не знаю… не уверена!
«А, по-моему — неплохо, — возразила Хода. — Сейчас так уже не делают, а зря — смотрится-то здорово».
Осси пожала плечами и осторожно двинулась вокруг часовни, постоянно чувствуя на себе давящий взгляд этих иллюзий.
Обходя часовню по кругу, и стараясь не приближаться к ней ближе чем на семь-восемь шагов, — соблюдая, так сказать, дистанцию, — леди Кай ничего нового не обнаружила. Стоит себе на парящем в небе куске земной тверди арка — и стоит. А зачем она тут и чему служит — вопрос, знаете ли…
Правда, по пути удалось
Внутри часовня была пустой. Из всей обстановки — ниша в стене с барельефом уходящего Странника, изображенного со спины [58] в лучших традициях Апостольского эмпиризма, да скамеечка перед ней. Чтобы мог усталый паломник преклонить колена и вознести, так сказать, свою мольбу.
И ничего, что паломникам сюда, — как и всем прочим, к слову, — путь был давно заказан, а пропуска сюда отродясь никому не выдавали. Значит на всякий, на непредвиденный случай скамеечка тут стояла…
58
В церквях Пресвятого Апостолата изображение бога не почиталось, а заменялось символикой, утвержденной епископским синодом Отцов-искупителей. Изображения Странника имелось лишь в трех главных церквях королевства, причем изображался Странник всегда уходящим (со спины), что придавало изображению дополнительную трагичность и давало возможность для многочисленных проповедей о греховности людской. Немаловажно, что лицо (образ) самого Странника оставалось, таким образом, никому не известным.
Ну а раз так, то пускай себе и дальше стоит, и Осси прошла дальше, возвращаясь по кругу обратно к скульптурам. С чего, как говорится, начали…
Похожи они были как близнецы-братья. И даже больше, — как зеркальные отражения. Вплоть до того, что там, где у правой на ухе скол был — так точно такой же, только зеркальный, — был и у другой. Вообще, что-то леди Кай на отражения в последнее время везти стало…
И по всему выходило, что если все эти россказни про Ступени — не байка, от скуки однажды в трактире выдуманная, а таки — правда, и островов в небесах парящих есть действительно множество, — как говаривал один профессор в университете, — отличное от единицы, то хилависта, действительно, нашел не что-нибудь, а именно вход. Только теперь чтобы дальше пройти надобно было сначала миновать каменно-клыкастую стражу и преклонить колена перед светлым образом уходящего Странника.
Во всяком случае, ничего больше достойного внимания в обозримом пространстве не наблюдалось, а раз так…
Положив ладонь на рукоять меча, Осси двинулась к арке, едва не наступив на прошмыгнувшего под ногами хилависту, который лавры свои первооткрывательские уступать не желал ни в какую, а потому стремительно ломанулся вперед.
Шаг, другой — ничего не происходило, и кроме скрипа песка под ногами слышно ничего не было.
Третий…
А на четвертом послышался легкий хруст. Будто наступила на что-то. Вот только кроме белого песка под ногами по-прежнему ничего не было.
Хруст усилился, и на следующем шаге превратился уже во вполне отчетливый треск. И исходил он…
Леди Кай замерла на месте. Замер и хилависта, с интересом
Освобожденные из каменного плена мантихоры, встряхивались, как встряхиваются залежавшиеся на пыльной подстилке собаки, не забывая при этом широко раздувать ноздри и зыркать по сторонам своими злющими, налитыми густой кровью глазенками.
И сходства между ними больше не было.
Левая мантихора была черной как смоль, как ночь слепца, как самое безнадежное отчаяние, а правая оказалась восхитительно рыжей.
Такой это был сочный и густой цвет, что Осси аж обзавидывалась. Во всяком случае, ей такого замечательного оттенка добиться не удавалось никогда. Разве что однажды давно, лет семь назад, летом…
Пока леди Кай с восхищением взирала на игру и переливы света в густой рыжей шерсти, тварь закончила приводить себя в порядок и тут же, без подготовки ударила шипастым хвостом хилависту, пронзая его насквозь и намертво пришпиливая к полу часовни.
За первым ударом последовал второй.
За ним — третий.
Удары эти были чудовищны — во всяком случае, стены часовни ходуном ходили, — но хилависте вреда особого они почему-то не причиняли — как лежал он себе на пороге, хлопая глазами, так и продолжал лежать. Только бок другой подставил. Словно издевался. И вообще, со стороны это выглядело как беспорядочное и бесцельное тыкание палкой в морально-этический узел облака, — вроде, как и действие какое-то происходит, а, вроде, — и толку никакого…
Надо сказать, что столь явное проявление недружелюбия со стороны мантихор леди Кай несколько огорчило. И хотя хилависта по которому наносились эти ужасающие удары, тоже симпатии особой не вызывал, но все же выступал он на ее стороне, а это накладывало некоторые обязательства…
Выхваченный меч, плеснул ярко красного в черно-рыжую палитру начинавшегося боя и сделал это очень вовремя, потому что прямо в лицо леди Кай уже летел здоровый — в три кулака не меньше — шип мечехвоста. Черный, как сажа, он не рождал ни блика, ни отсвета, словно был пропитан самой смертью. И ей же, похоже, он и дымился, оставляя в воздухе темный туманный след.
Осси сделала шаг назад, а зачарованная сталь и покрытый хитиновой броней мощный хвост столкнулись, и во все стороны брызнула густая бордовая кровь. Шипя и пузырясь она лилась на песок, спекая его в уродливые бурые сгустки.
«Эвон как оно тут, — прошептала Хода. — Держись-ка от этого подальше».
Леди Кай метнулась в сторону, а раненая мантихора взревела и закрутилась на месте пытаясь рассмотреть полученную рану. Чуть в стороне валяющийся на земле обрубок хвоста все еще продолжал сгибаться и разгибаться, словно придавленная башмаком змея.
Обнаружив вместо смертельного орудия куцую култышку, мантихора взревела еще громче и, встав на дыбы, захлопала своими огромными крыльями. Разъяренная тварь надвигалась на леди Кай, возвышаясь над ней словно гора и роняя густую слюну из широко распахнутой пасти…
Хилависте, тем временем, по всей видимости, надоело играть роль пассивного участника драки, по которому без устали колотят шипастым молотом, и не дожидаясь очередного удара он резко перетек в сторону. Потом еще раз, и снова.