Некромант. Присяга
Шрифт:
– В смысле?
– Ну, сосуд какой-нибудь…
– Сосуд… светоч журналистики, сосуд знаний… ладно, Танька приедет, глянет его, – ворчливо согласился со мной Чед и завозился на кухне, разматывая бутылки с напитками, доставая бокалы, двигая стол.
– И Вася мне про него узнать должен.
– Ларри узнает, Ларри придет, Ларри кого угодно найдет…
– Да брось прикалываться…
– А если честно – чего он тут у тебя валяется? – притормозил Чед.
Я рассказала. История Мерлина пока что уместилась в пять или шесть фраз, самой яркой из которых была та, что описывала
Чед выслушал без большого энтузиазма на лице и подытожил:
– Зашибись. Ты с таким сталкивалась?
– Нет…
– А с похожим?
– Нет… Пулю посмотришь?
– Давай… эта?… подделка под пистолетную, мелкий калибр. Собственно, бронзулетка, бижутерия.
– Не настоящая?
– Нет.
Когда собралась вся теплая компания, утихли возгласы, угасли объятия и прекратились гулкие хлопки по плечам и по животику Васи, мне пришлось повторить спич про спящего Мерлина. Татьяна наотрез отказывалась идти к нему, не прослушав «историю болезни». Ларионов дополнил рассказ сведениями, что живет наш Мерлин один, поочередно схоронив маму и старенькую бабушку (именно в таком порядке), в настоящий момент не работает, а прочие изложенные им на собеседовании моменты относительно образования и круга интересов совпадают с действительностью. Ну, насколько она известна полиции. Местонахождение и факт наличия отца-инопланетянина были полиции неизвестны.
Адрес прописки совпадал с адресом проживания, причем жил Олег на самом деле буквально в десяти минутах ходьбы от меня, по ту сторону Волоколамского шоссе, недалеко от храма Покрова Пресвятой Богородицы. Также доблестный полицейский попросил глянуть на телефон Мерлина, на его амулеты, на ключи, на рукопись и на портрет Иисуса, но бумаги-то остались валяться в редакции. Шеф торопился выставить нас с Мерлином вон, я едва успела ухватить куртку, поэтому сумела предоставить российской полиции лишь паспорт, телефон и связку ключей.
Кроме того, Васька отыскал страничку Мерлина на Фейсбуке. Там наше чудо записью от утра пятницы весьма туманно намекало на то, что стало причастно к величайшей тайне и идет в редакцию «Пифии» излагать ее благодарному человечеству. Статейки по оккультной и эзотерической тематикам он пописывал давно, но попытаться предать оные гласности через печатное издание решился впервые. Это у них у всех когда-нибудь да случается – впервые.
Наконец доктор, вооружившись своим сундучком со снадобьями, взялась за Олега.
– Ну что за дела… сколько не сидели вчетвером… и пожалуйте, пятый угол к колеснице… Ники, я бы на твоем месте напялила на него подгузник, на мой взгляд, он давно не того, может рефлекторно… и я бы, если честно, отвезла бы его к нам в неврологию. С каким-нибудь бесспорным первоначальным диагнозом.
– Но жизни его ничто не угрожает? – Мысль о подгузнике заставила меня содрогнуться. К такому повороту наших отношений я еще не была готова.
– Нашей жизни, – назидательно ответила реаниматолог Танька, вкатив Мерлину какой-то укол и складывая свои причиндалы, – ежесекундно, с того скверного момента, как мы появились на свет, что-то угрожает. Этому типу тоже. И тебе. И мне. И нам. Именно поэтому,
Я кивнула. Может быть.
У подавляющего большинства экстрасенсов имеется это ограничение – ну не видим мы будущего близких, дорогих и просто хорошо знакомых людей. Чужих читаем, своих – нет. Пользуемся интуицией и редкими приступами ситуативного яснознания, обычно о вещах второстепенных, как я увидела про пиццу и капитана Егорова. Именно из-за таких моментов Таня и подозревала, что я нагло вру и скрываю ужасную правду обо всех нас, особенно о Чеде, ночами постоянно мотающемся между городами на мотоцикле. А он любил позавтракать у меня в Москве, поужинать на Невском, а на следующий день обедать где-нибудь в Риге.
А те малочисленные экстрасенсы, которые могут видеть судьбы своих близких, мечтают, кстати, как-нибудь от этого видения избавиться.
Разложились, расселись. Чед нарубил салата, неровно дышащий к булкам Вася – хлеба. Мясо с фигней и с белорусской сметаной дошло до идеальной кондиции, Чед придирчиво покопался в бутылках и выбрал одну, наиболее, по его мнению, соответствующую ситуации и поданному блюду, но себе не наливал, цедил тоник.
А мне не сиделось. На меня нахлынула тревога, загасившая даже привычное чувство голода.
Я вскакивала, бродила из угла в угол, ловила себя на том, что как-то бездумно раскидываю и сворачиваю поисковую сеть. В итоге я натолкнулась на твердый, как кусок гранита, взгляд Чеда и пискнула:
– Ребят, вы посидите тут? Я в редакцию, на полчасика…
– Девять вечера, – напомнила Танька и насупилась.
– Ты нас одних бросишь с этим? – брезгливо выпятил губы Вася.
– Вас тут мент, врач и… э-э-э… Чед, – жалобно сказала я. – Что вам спящий Мерлин сделает? Что может случиться? Все, кого надо вызвать, если что, уже на месте.
– Их тут мент и врач, – сказал Чед. – Я тебя отвезу.
– Женька, какой ты хороший…
– Я не хороший, я практичный. Если тебе не сидится, проще тебя быстро закинуть туда и притащить обратно, то есть присмотреть, чтобы ты вернулась, – улыбнулся Чед, пристраивая обратно свою бандану.
Вася и Таня посмотрели друг на друга; лязгнули клинки. Когда-то эти двое, единственный раз за всю историю компании нарушив наш мушкетерский договор, переспали, и этот факт до сих пор отравлял им жизнь.
– Вы езжайте, – угрожающе сказала Танька. – А я тут проверю, сколько раз современный российский полицейский сможет отжаться после двух горшков с тушеным мясом и какое у него затем будет давление…
– Я еще ни одного не съел, – возмутился Вася. – Я про два только думал!
– Не будь садисткой, у него пузо лопнет. – Поддержав диалог, я выскочила из квартиры за Чедом, сунув в карман кожанки пропуск и пресс-удостоверение, телефон и смятую тысячную купюру. Правило такое – без этого набора никуда. А нож и зажигалка в кармашках лежали постоянно.