Некроманты (сборник)
Шрифт:
Данька прикрыл глаза, вспоминая, кто из прыгунов подобрее сердцем к братьям меньшим.
– «Тандем-мастер»… не подойдет. И этот – нет. И этот… – Данька сосредоточился, ощупывая внутренним зрением суетившихся на поле людей. – …А вот эта… – есть контакт!
И мальчик, едва не крича от радости, помчался обратно на поле – к той самой девушке, что баюкала еще гудевшие болью ноги. Девушку надо было еще немного подлечить, а заодно – познакомить с новым пернатым приятелем.
– А я
Данька сурово насупил брови: и кто тут «трус»? Он, не стремящийся, как все, в небо? Или девчонка, испуганно вцепившаяся в птенца, как в последнюю опору?
Из клюва прирожденного летуна торчала половина червяка. Вторая, извивающаяся, осталась в земле. Данька был доволен собой: разделил подземного жителя аккуратно, не повредив.
– Вставай! – мальчику нужно было туда, на поле.
Там озирался по сторонам уже приземлившийся Колька. Другу не терпелось рассказать, поделиться, похвастаться! Даньке не терпелось еще больше – ухватить, почувствовать, впитать Колькино счастье. Такое живое и озорное, такое емкое. Такое… Колькино. Даня так щедро черпал из внутреннего источника, помогая девушке и птенцу, что теперь глоток чистого, как колодезная вода, наполненного солнцем счастья был для него лучшим средством восстановить силы.
– Вставай! – Данька терял терпение. – А не то тот всемогущий дядька…
Какой именно «дядька» и чем он был на его, Данькин взгляд, «всемогущ», мальчик уточнить не успел: девчонка, с ужасом оглянувшись на аэродромную метеостанцию, вскочила на ноги.
Замерла, приготовившись упасть, вскрикнув от боли. Шагнула – неуверенно, едва не раздавив птицу, что держала в руках.
Но Данька был готов и к такому повороту событий: сдерживая желание броситься к другу, он успокаивал девчонку:
– Сколько тебе лет-то?
– Двадцать, – девушка сделала еще шаг. Потом еще.
«А по ощущениям, – неуверенно подумал Данька, – моложе меня».
Девушка шагнула в четвертый раз. А потом и вовсе затанцевала вокруг распластавшегося на траве красного купола…
– Точно, моложе! – Данька все-таки не вытерпел – отобрал у нее птенца. – После верну!
И помчался туда, где ярко-ярко полыхало Колькино счастье.
– Ты даже не представляешь! – друг так и светился.
Он был неправ. Данька представлял, и еще как. Представлял и ощущал – его, Колькиными, чувствами. И это вот, несравнимое ни с чем: «Уже первый пошел. А теперь второй… Осталось всего два человека; я – следующий. Третий пошел. Четвертый… Обрез. Неужели я – снова туда? Да, конечно! Я – смелый мальчишка, и… шаг! И нет ничего лучше свободы и полета…»
А еще – ветра, что гудит и раздувает его щеки.
И толщи неба, синего-пресинего; и солнца, что пронизывает ее!
И так жаль, что нет рядом Даньки.
И так прекрасно, что можно будет с ним поделиться,
Все это Данька впитывал, переживая, словно собственное, накипевшее солнечной синевой в мальчишеской душе.
– …А потом нас дернуло, и парашют раскрылся! Как мы летали под куполом!!! Он, – Колька поискал глазами тандем-мастера и, не найдя, вцепился взглядом в Даньку, – он закладывал такие виражи… Ух!.. Откуда, кстати, птенец?
– Из лесу, вестимо, – Данька улыбнулся смене настроения, такой характерной для Кольки.
– Пристроил? – Друг деловито осматривал коричневую с белым пичугу. – Дрозденыш, так?
– Ага, – Данька не стал показывать, что так и не удосужился изучить названия птиц. Колька занимался в зоологическом кружке, на его мнение всегда можно было положиться. – Кажись, я его и впрямь пристроил… Прости, забыл, что вам в кружок требуются.
– Мы их все равно раздаем, – Колька был великодушен. – А кто хозяин? И как зовут?
Хозяйка нашлась быстро. Она успела оправиться от излишней радости и сама искала Даньку.
– Юлькой меня зовут, – протянула ладошку девушка.
– А меня – Николай, – приосанился закадычный друг. – У тебя сколько прыгов?
– Двадцать ровно…
Завязался обычный для аэродрома разговор.
Однако девушка все чаще задумчиво поглядывала на свои ноги. На Даньку – с благодарностью и испугом. На дрозденыша…
– Вот уж кому суждено летать! – вырвалось у нее.
– Ты о чем это? – подозрительно уставился на нее Колька.
Юлька пожала плечами и отошла. Данька смотрел на нее – никак, выросла? За какие-то полчаса…
…Или – нет.
– Подержишь? – немного виновато обратилась Юлька к Даньке. – Пойду, в подъем запишусь.
Он нее веяло страхом и надеждой на чудо. Чудо полета? Свободы?
– Подержу, – посочувствовал Данька. – Только я не знаю, когда мы уедем…
Он повернулся в сторону родителей. Те общались с друзьями; были увлечены общими впечатлениями.
– Хотя… не скоро еще. Иди.
Девушка убежала, а Данька, посадив птенца за пазуху, занял наблюдательную позицию.
Новая приятельница вернулась скоро.
– А вот и я!
На Юльке была надета система, руки девушки стискивали шлем. Сейчас она была еще более беспомощной и маленькой, чем тогда, в траве, на поле. Полностью во власти настроения, царящего на аэродроме. Сразу несколько струн в ее душе уже звучали небом – желание проверить себя, не показаться трусихой. Красота неба. Мощь стихии.
«Да они похожи! – Данька, разинув рот от изумления, смотрел на Юльку во все глаза, которые светились точно таким же радостным сиянием, что и Колькины. – Интересно… А как остальные? Тоже такие?»