Нелетная погода (сборник)
Шрифт:
– Что это, зачем? – спросил наконец Панарин. Другие тоже смотрели недоуменно.
– Ничего, – Кедрин как-то странно улыбнулся. – Хотел проверить, не разучается ли человек автоматически выстреливать когда-то заученное…
– Вы же мне никогда не лгали.
– Ну, тогда считай, что у меня начинается старческий маразм.
– Не похоже.
– И правильно, – Кедрин говорил с ним так, словно они были здесь одни. – Сам не знаю, что со мной. То ли действительно впадаю в маразм, то ли… Слушайте, да утихомирьте этих наездников, рассвело же давно!
Кто-то торопливо вышел. Кедрин придвинул ногой стул и сел. Вид у него был встревоженный и отсутствующий, словно он пытался вспомнить что-то безусловно
– «Китенок» начал маневр, – доложил оператор. – Входит в атмосферу, несомненно, идет на посадку.
«Китом» за размеры во время долгого ожидания успели окрестить чужой корабль, и, когда он выпустил разведчика, того, не напрягая воображение, автоматически нарекли «китенком».
– Ну вот и все, прекрасные господа из Буа-Доре, – Кедрин пружинисто взмыл со стула, собранный, жесткий, целеустремленный человек из легенды. – Кончились чайные церемонии, начались рабочие будни. Со мной Панарин, Крылов, Браун, Шитик. Репортера тоже прихватим. Айда!
«Марине неописуемо везет, – подумал Панарин, – два таких события за двое суток. И астроархеологам везет. Что же, и нам наконец повезло?»
Над входом в общежитие, где жили молодые специалисты-планетологи, не пожелавшие, как они выразились, расползаться по личным коттеджам, как кроты по норам, уже висел чуточку криво наспех изготовленный транспарант: «Добро пожаловать, Аэлита!» Видимо, в осьминогов верили плохо.
Люди толпились на улицах, провожали завистливыми взглядами элкар. Панарин все пытался настроить себя на некий возвышенно-взволнованный лад – и ничего не получалось, деловая обыденность происходящего мешала. Мечты о встрече с инопланетянами сбылись. И нужно было искать новую, не менее грандиозную мечту – удастся ли найти?
Они вылетели в большом мобиле. «Китенок» к этому времени приземлился в десяти километрах западнее поселка. Оставались минуты, грохотала в ушах тишина, история вот-вот должна была расколоться надвое – на то, как было До, и на то, что будет После. Панарин подумал, что и Колумб испытывал что-то схожее – не оказалось хрустальных дворцов, золотых колонн и зеленых единорогов, неизвестные деревья и яркие птицы не столь уж и ошеломляют, матросы, переругиваясь, вкапывают скучный крест, титул вице-короля Индии в кармане, а кузнечики стрекочут точь-в-точь как в Кастилии… И чем заниматься дальше?
– Скорость! – сказал Кедрин. – Скорость!
Панарин прибавил скорость, потом перевел мобиль в пике, прицеливаясь так, чтобы сесть метрах в пятидесяти от черного пятна на зеленой равнине. Пятно росло, Кедрин нетерпеливо поднял к глазам бинокль, и вдруг правый локоть Панарина сжали стальные тиски. Он охнул от неожиданной боли, передал управление автопилоту и покосился вправо. Кедрин, вряд ли сознавая, что делает, сжимал его локоть что было сил, бинокль лежал у него на коленях, а лицо, белое, как облако, то ли одряхлело сразу, то ли стало совсем молодым.
– Адмирал! – крикнул Панарин ему в лицо, пытаясь вырвать руку. К ним встревоженно наклонились остальные четверо. Бинокль полетел на пол, и зазвенели разбитые линзы.
– Но ведь не может быть… – шептал Кедрин, опустив руку Панарина. – Не может…
Мобиль коснулся земли, и Панарин, сдвинув верх, впервые посмотрел на «китенка».
На равнине боком к ним, в черном круге выжженной земли, стоял остроносый треугольный аппарат с высоким килем, и рядом с ним – двое в тяжелых оранжевых скафандрах с прозрачными шлемами. У них были обыкновенные, человеческие, совсем молодые лица, а над их головами, на киле разведчика сияла алым и золотым старинная эмблема Звездного флота – та, первая, впоследствии, с появлением ДП-кораблей и образованием Дальней разведки замененная другой, нынешней. Разведчик
– Толя! – ударил по нервам крик Кедрина. – Толя! Толька!
Он выскочил из мобиля и бежал к тем двум, смотревшим на него удивленно, захлебывался криком, спотыкался, махал руками, а те, переглянувшись, медленно-медленно двинулись ему навстречу, и Кедрин, подбежав, обнял одного из них, прижал к себе, и его плечи затряслись. Панарин пошел следом, чувствуя себя невесомым, как во сне. Казалось, он ступает по верхушкам травинок. Второй человек в оранжевом скафандре недоумевающе переводил взгляд с Панарина на Кедрина, продолжавшего обнимать и трясти его напарника. Слева, где сердце, на его скафандре блестела та же старинная эмблема, а ниже на золотой полоске чернели четкие буквы: КЕНТАВР.
«Это же Маргейт, – узнал его Панарин. – Ричард Маргейт. А второй, без всякого сомнения – Анатолий Слипченко, члены экипажа „Кентавра“, единственного досветового корабля из одиннадцати, погибшего десятки лет назад».
Он не погиб. И добрался все-таки до Эвридики, необъяснимым образом исказив все расчетные сроки, выпав из своего времени. Это было загадочно – но загадками Панарин был сыт по горло. Это было грандиозно – вернулись люди, которым пятьдесят лет назад поставили памятник, – но надежда на контакт с пришельцами рухнула вновь. Таинственный гость оказался всего лишь кусочком прошлого, романтического, дерзновенного, героического, но – земного. Панарин почувствовал себя жестоко обманутым. Словно он добрался наконец до Туманности Андромеды, но, высадившись на одной из планет, увидел мирно разгуливающих по лугу коров. Все рухнуло, хотелось по-детски зареветь от обиды, но плакать он не умел.
И все же эти парни ни в чем не виноваты. Им сейчас не лучше, они оказались в положении Роберта Скотта, после решающего рывка обнаружившего на полюсе водруженный опередившим соперником флаг… Панарин протянул руку и сказал:
– Ну, здравствуй, Дик…
– Это очень обидно, если подумать, – сказала Марина. – Для них обидно. Запоздавшие капитаны каравеллы. Долго плыли к Америке, а тем временем в порту, из которого они отплыли, изобрели самолеты и одним прыжком перемахнули на ту сторону океана…
– Вряд ли им так уж обидно, – сказал Панарин. – Они ведь заранее настроились на уход из своего времени и знали – может произойти что угодно.
– Возможно, – горел только ночник, она отодвинулась в темноту, и Панарин не видел ее лица. – Все равно мне за них обидно. И за вас немножко – на вас навалилась новая загадка…
Она была права – пилоты по недостатку специального образования не могли оценить всей сложности неизвестного механизма феномена, но физики после долгой беседы с экипажем «Кентавра» бродили с отсутствующими лицами, натыкаясь на мебель. С «Кентавром» все обстояло как нельзя загадочнее – с ним внезапно начали твориться какие-то странности. Будто шквал налетел, нарушив нормальный режим полета, нарушив нормальную работу всех приборов, закрутил в непонятном вихре и в одно мгновение швырнул «Кентавр» на несколько парсеков вперед, в окрестности самой отдаленной планеты Эвридики. Внятнее члены экипажа, равно как и их приборы, объяснить не могли – приборы не были подготовлены к таким сюрпризам и рассчитаны лишь на полеты в обычном пространстве. Разумеется, всем было ясно, что происшедшее связано все с теми же непознанными до конца свойствами гиперпространства, но, во-первых, непонятно было, как мог воздействовать на гиперпространство лишенный такой возможности «Кентавр», а во-вторых, нельзя было выдвинуть хотя бы зыбкую гипотезу, и физики сатанели от бессильной злобы…