Нелюдимый
Шрифт:
Перед воротами, Кос останавливается и двойным нажатием кнопки открывает дверь.
— Здесь на автоматике всё — и сигналка, и ворота разблокировываются с одного ключа, — объясняет Кос, когда мы проходим внутрь.
— Сейчас свет включу. Постой пока, — спуская меня с рук, говорит Кос, после чего помещение наполняется светом.
Когда глаза привыкают к яркому освещению, я оглядываюсь.
Перед тем как читать эту главу рекомендую послушать песню "Никто" (NЮ). Именно под её аккомпанемент я пишу эту историю.
Как же здесь всё изменилось. Раньше стены были кирпичные,
У дальней стены расположились темный комод и односпальная кровать. На комоде ровной стопкой сложены папки с документами и стоит небольшой ноутбук. Справа — пара кожаных кресел с небольшим журнальным столиком посередине. А слева я нахожу дверь в подсобку и воспоминания горячим потоком прокатываются по коже. Именно в той комнате я впервые отдалась Косте…
— Подсобку я переделал в небольшую кухню и туалет с душевой.
Я натыкаюсь на внимательный взгляд Григорьева и медленно киваю. На несколько секунд мы просто замираем посреди комнаты и никак не можем разорвать взгляд. От нарастающего напряжения в уши закладывает, а сердце начинает бешено рваться из груди.
Неосознанно, движимая неведомой силой, я перевожу взгляд на кровать и ещё больше краснею. Дрожащей рукой я провожу по закаменевшей ноге и в голову приходит шальная мысль — а ведь с Дианой они спали как раз на этой небольшой кровати. Раз не купили большую, значит им нравилось спать максимально близко друг к другу, чтобы одно тело было продолжением другого… Я мечтала об этом все четыре года, а они воплощали мою сказку в жизнь.
От нахлынувшей боли правую ногу свело судорогой и мне пришлось опереться на стену, чтобы не упасть.
Как заставить себя не думать об их отношениях? Как пересилить этот мазохизм? Или это невозможно и их любовные образы будут всегда пробивать моё самообладание?
— Кир, — шёпот Кости прокрадывается в мои мысли и я снова смотрю на мужчину.
Кос медленно шагает ко мне. При этом видно как мужчина напряжён и не собран. Бледность щек и потемневший взгляд заставляют меня немного отступить к стене. Прижавшись спиной к неровной, покрытой фактурной штукатуркой стене, я приподнимаю подбородок, чтобы не пропустить не единого изменения в лице Григорьева.
— Кир, — повторяет мужчина и голос его вибрирует и хрипит, — что-то не так? Ты наверное ожидала увидеть другое? Возможно более презентабельное, но… но мне одному и этого хватает…
Костя тормозит в полушаге от меня и продолжает.
— Я прихожу сюда только выспаться, помыться и перекусить…
— А с Дианой вы разве не здесь спите? — поддавшись порыву выпаливаю я и нервно сглатываю несуществующую слюну.
Костя каменеет, глаза превращаются в щёлки, а пальцы начинают нервно сжимать пульсирующий висок.
— Я никогда не спал с ней здесь, — через миллион секунд отвечает мужчина и я отвожу взгляд, потому что не верю ему.
— Год назад… Год назад я напился на майских праздниках, у одних наших общих знакомых, и… и под утро мы проснулись вместе. Я ни хрена не помнил тогда… А потом… В общем, это был единственный раз, после этого
От его признаний, кровь бешеным поток потекла по венам, а мозг умоляюще затребовал — поверь ему, поверь ему, поверь ему…
Дернувшись к мужчине, я ухватилась за белую ткань его футболки и тихо просипела.
— И я не смогла не с кем больше быть… Ты остался единственным мужчиной в моей жизни.
И вдруг…
Костя молниеносно припечатал моё тело к стене и бешено прошипел.
— Зачем? Зачем ты всё время врёшь? На хер всё портишь? Я знаю, что тебя трахал Шкуратов… Да ты и сама в этом признавалась… Тогда к чему эта ложь, Кира? Я только ухвачусь за кончики твоих ресничек, как ты снова обольешь меня помоями… Ты так делаешь всегда. Зачем?
Последние слова Григорьев буквально проревел мне в губы совсем не человеческим голосом. Ладони на шее больно сомкнулись, а его темный взгляд наполнился болью.
Проморгавшись, я наконец осознала смысл каждого его слова и даже ахнула от шока. О чём это он говорит?
— Я… я ничего не понимаю, — только и смогла выговорить я, потому что Костя заткнул мой рот ладонью.
— Ложь! Как ты любишь эту проклятую суку — ложь! А я… я просто не могу прекратить любить тебя. Не могу! Я очень хотел бы тебя забыть навсегда! Вычеркнуть из своей судьбы тот день, когда впервые увидел ту девочку-бунтарку, которая перевернула всю мою никчёмную жизнь и въелась в мою грязную кровь… Ты конечно не знаешь, но мой отец… он убил мою мать за измены. И сам тоже погиб в той мясорубке… Так вот… Даже в самой страшной агонии и тоске по тебе, я не хотел причинить тебе боль, Кира… Лучше своё тело я изрежу в мясо, но тебя не трону. И я резал. Помнишь, ты спрашивала про мои шрамы..? Это сделал я. Именно я сотворил эти отметины. И тогда… Когда я узнал про тебя и Шкуратова… я расковырял все свои старые шрамы. Легче мне не стало и душевную боль не утихла… У меня ничего не вышло, Кира.
Оглушённая жуткими Костиными словами, я ловила его помутневший взгляд и медленно мотала головой. Даже если бы мужчина убрал ладонь с моего рта, я всё равно не смогла бы ничего сказать. Я онемела от шока и боли, которые наполнили рот горечью и приклеили язык к нёбу.
— Я догадываюсь о чём ты сейчас думаешь, любимая. Но сегодня я не хочу, чтобы ты сбежала от меня. Останься сегодня со мной, Кира. Молча. Не говоря ничего. Давай оставим все слова и оправдания в прошлом и будущем. А сегодня… сегодня я безумно хочу быть с тобой. Только с тобой.
Костина ладонь очень медленно освобождает мой рот и я словно безумная впускаю в лёгкие большие порции кислорода. Оказывается всё это время я не дышала. Слушала его оглушающие признания и забывала дышать.
— Хочу тебя, — хрипло продолжает Григорьев, а его глаза словно приклеились к моим приоткрытым губам, — как же я хочу тебя…
Облизнув горящие губы, которые щедро обожгло его дыхание, я немного отклоняю голову и еле слышно отвечаю.
— Я тоже хочу тебя, но….
И снова мои объяснения летят в неизвестность… Костя точно дикарь набрасывается на мой рот и заглатывает окончание такой важной фразы.