Немцы и калмыки 1942-1945
Шрифт:
Остатки Калмыцкого Корпуса были отведены в военный городок Нойхаммер и там переформированы. Гражданские лица были отделены и эвакуированы в Баварию.
Из оставшихся солдат был тем не менее сформирован усиленный кавалерийский полк, который был отправлен в Хорватию в распоряжение 15-го Казачьего Кавкорпуса, где он был включён в состав 3-й Пластунской бригады полковника (позднее генерал-майора) Ивана Кононова. Перед отправкой калмыцкие офицеры закончили в военном городке Мюнзинген офицерские курсы.
Важнейшее политическое значение для калмыцких политиков-эмигрантов имело
6. Калмыки и генерал Власов
В связи с тем, что немцы в сентябре 1944 года полностью признали русское освободительное движение, из тени событий появились Балинов, Бальданов, Степанов, Манжиков, Тундутов и другие личности. Если ранее их деятельность сводилась в целом к журналистской работе, то теперь эти представители наименьшей народности, представленной в Берлине, решили заявить о своих политических представлениях в рамках предполагаемого Власовым преобразования Российского государства. Хотя эти представления пред лицом реальных обстоятельств имели теперь лишь гипотетическое значение, о них следует тем не менее упомянуть.
Балинов, бывший председателем официального Калмыцкого Национального Комитета и в то же время главой существовавшей с 1928 года политической организации «Халмаг Тангечин Тук» (Калмыцкое знамя), признанный таковым и немцами и своими земляками, хорошо понимал рамки своих политических возможностей. Вначале он, возможно, был близок к идеям сепаратизма, но потом идея полной независимости Калмыкии в виду географического положения республики между русскими, тюркотатарскими и кавказскими народами стала представляться ему иллюзорной.
Лишь одна цель была в рамках возможного-осуществление так часто забытого в прошлом и настоящем принципа национальной автономии, т.е. признание за калмыками прав охраняемого законом национального меньшинства, признание права на самостоятельную жизнь, свободное развитие духовных начал и традиций «в семье народов».
Вся политическая активность, как трезво сознавал это Балинов, должна была вести к гарантии трёх фундаментальных свобод для калмыцкого народа: свобода религии, свобода культуры и свобода экономики.
Понимание этого стало для него и его соратников побудительной причиной для следующего политического шага, которому порой энергично противились представители других национальностей — сближение с великорусским освободительным движением генерала Власова.
Сегодня уже трудно установить, ответили ли калмыки тем самым на призыв Власова к представителям национальных меньшинств или же сами проявили инициативу в этом направлении.
В любом случае Калмыцкий Национальный Комитет, в котором в большинстве были представители старой эмиграции, заручился поддержкой своих земляков из Советского Союза.
Вопрос присоединения к Власову был поставлен Балиновым уже в сентябре или октябре 1944 года, т.е. ещё до обнародования Пражского Манифеста, в письме, которое он направил начальнику штаба Калмыцкого Кавалерийского Корпуса Арбакову. (Из беседы с Арбаковым 25
Если это соответствует действительности, в чём не может быть больших сомнений, то калмыцкие офицеры на нескольких собраниях, которые были проведены уже без участия немцев, практически единогласно высказались в поддержку этого шага. Все солдаты и офицеры Кавкорпуса подписали заявление, в котором они поддержали объединение с движением генерала Власова.
В знак согласия и солидарности солдаты пожертвовали месячный оклад в общем размере 150 000 рейхсмарок на поддержку калмыцких беженцев в Германии.
При такой поддержке Балинов оказался желанным союзником для генерала Власова, особенно если вспомнить, что со стороны других национальностей последний наткнулся на холодную сдержанность и даже откровенный отказ.
Полковник Кромиади, начальник личной канцелярии Власова, был свидетелем того, что уже первая встреча двух политиков состоялась в атмосфере полного взаимопонимания и стала началом большого личного доверия между ними, сохранившегося до конца.
Для Балинова было очень важным узнать, как Комитет Освобождения Народов России (КОНР) представляет себе будущие отношения с нерусскими народами-и как раз в этом направлении Власов старался дать все возможные гарантии. Он подчёркивал не только то, что Пражский Манифест декларировал уже 14 ноября 1944 года право национальных меньшинств на равноправие и самоопределение, он шёл дальше, как позже писал Балинов, и понимал под этим право на национальное самоопределение вплоть до отделения и создания суверенного государства.
(В статье 1 Манифеста было написано: «Равные права всем народам нашей Родины с полным уважением их прав на национальное развитие, самоопределение и независимость», «Декларация Комитета Освобождения Народов России».)
Если тот или иной народ в результате свободного волеизъявления заявлял о выходе из Российского объединения, ему в этом должна была быть предоставлена полная свобода. Ослабление Российского государства было для Власова как русского патриота, не простым вопросом, и он этого не скрывал, но в интересах объединения всех антибольшевистских сил и организации единого фронта народов, он считал необходимым предусмотреть такую возможность, которая, собственно, была теоретически предусмотрена и в советской Конституции от 5 декабря 1936 года.
С самого начала необходимо было избежать всего, что могло быть истолкованно как отступление от принципа самоопределения, и Власов говорил, что он всегда будет сторонником этой первой программной статьи Пражского Манифеста, — «пока я буду жив». Принципиальность, с которой он отстаивал эту точку зрения по национальному вопросу на различных встречах, говорит о том, что в данном случае речь не шла о простом тактическом ходе.
(«Мы поставили своей целью защиту национальных прав всех народов, сохранение их своеобразия и уничтожение губительного интернационализма. Манифест, подписанный в Праге, даёт каждому народу право на самостоятельное развитие и государственную самостоятельность», — генерал Власов в интервью корреспонденту газеты «Фёлькишер Беобахтер».)