Немцы
Шрифт:
Они попивали кофе, безошибочно заняв хозяйские места за столиком для посетителей.
— Да у вас часики точнее кремлевских, — всегда говорят одно и то же, и, конечно же, взгляд на наручное золото, — на шестнадцать минут. — Для «устного общения» у них тощий наборчик, без улыбок, со сдержанным хрипловатым гневом, без визитных карточек и представлений; они походили на иностранцев, они и были иностранцами; Эбергард преданно и заискивающе впился в Жаворонка — того, кто «вел беседу», — армейски остриженного, со скуластомелкоглазым лицом поволжской малой народности, о чем-то непрерывно тяжело размышлявшего, словно каждое его движение могло вызвать трещины земной коры или солнечную сверхплановую активность — убийцу рабов сердечно-сосудистой; под кожей его лица отсутствовали мышцы, производящие улыбательные движения. Второй — повыше, с неясными глазами за прямоугольной
— Я десять лет возглавляю пресс-центр… За прошлый год через меня прошло девятнадцать миллионов рублей, — Эбергард двинул вперед чудовищную папку с договорами и неторопливо, добавляя непонятные слова, с неизвестно откуда возникшей и нарастающей уверенностью запустил нужный звуковой файл, рисуя сеть из прямоугольников и стрелок с подписанным «информирование», «электронные СМИ», «уличные стенды», «разнос листовок», «ТВ», «взаимодейств. с городскими и федеральн. СМИ», «сувенирная продукция», «полиграф, прод.», а изнутри себя, помалкивая, следил, как лениво чужие щепоти листают договоры, незаметно, как им казалось, задерживаясь только на одной строке — «стоимость договора составляет…»
— Так это…
— Шестьдесят две организации, по каждой теме проводим конкурс. Если у вас есть партнеры, способные выполнять заказы в сфере информирования, давайте их подтягивать…
— Так это, — наморщился Жаворонок и обернулся к товарищу, взявшемуся мрачно пощипывать подбородок, — они глядели друг на друга, шлепали губами и никак не могли разделить.
— Около трехсот тысяч на каждый договор в среднем. Контрольно-счетная палата нас проверяет, и контрольно-ревизионное управление, прокуратура… — Мелочь, мушиная скукота, не статьи федерального бюджета пилить, не поставки горюче-смазочных в отдаленные районы, не тысячи гектаров Подмосковья, не завоз щебня на трассу «Москва — Дон». — Но основные финансовые потоки, — гости одинаковым поворотом головы сосредоточили внимание на источнике звука, натаскивают, видимо, спаниелей на эту фразу, — идут на жилищно-коммунальное хозяйство и поступают через потребительский рынок… А нам еще… — застеснялся, — урезывают каждый год! Но под выборы я надеялся… С приходом Алексея Даниловича, благодаря его особым отношениям с префектом, расширить финансирование. Выборы трудные предстоят, активизируются экстремистские… Довести бы финансирование хотя бы к уровню других округов…
— А там, у других? — только что они поняли: город делится на округа, но как?
— Двадцать пять. Тридцать. У лучших — под шестьдесят миллионов. Не всё успеваю, завал, конечно… — жаловался Эбергард, они же друзья. — Штата нет, один фактически. Белый пиар, черный пиар. Всё деликатно: где заметочку нужную разместить, а где, наоборот, ненужную выкупить. А цены? От десятки зеленых. Журналистов подкармливать — а средств-то не предусмотрено. Вы хоть теперь будете помогать. Хочу префекта поздравить с днем рождения в «Коммерсанте» — девятьсот долларов, говорят. Как решать? Скинемся по три соточки? Всё полегче. Вот сейчас отрабатываю связи депутата Иванова-2 в среде геев, ах, непростая публика, трудно идут на контакт! Очень рассчитываю, что подключитесь, я адресочки дам… Со всякими мелочами даже не лезу к Алексею Даниловичу, вот, — Эбергард шевельнул какой-то исчерканный факс и убыстрял, убыстрял, — третий канал снял в поликлинике в районе Озерское бегущих по второму этажу мышей. Завтра эфир! Вас провожу — поеду отбивать. Три штуки, не меньше! У нас там главврач, между прочим, руководитель отделения «Единой России»! Мэр, знаете, как жестко спросит? А затопление фекальными водами подвалов ведомственного жилого фонда — жителям! — жителям разве объяснишь, что это не к нам, — простонал Эбергард, — вопрос! Это не наши дома! Говоришь, а в них понимания нету, у них фекалийные пары в квартире, вызывают санэпидстанцию, опять телевидение… — Эбергард поймал закипевший лоб ладонью и словно бредил. — Трудных подростков надо в лагеря отдыха… Малолетний криминал… Спонсоров, хотя бы на горячее питание, по десяточке на нос, их не так много — двести сорок человек, реквизиты дам, может, подкинете… По туберкулезникам проблема…
Товарищ Жаворонка внезапно привстал, сел и как-то недоуменно огляделся, словно проснулся в чудовищно непотребном месте.
— Ну-у, если я тебя правильно понял, э-э, — Жаворонок сам на вспотевшее мгновение внезапно забыл, какая педаль «газ», и для опоры схватился за понятное — папку с договорами, — это мы заберем, посмотрим со старшими… Э-э, если правильно понял тебя, ты видишь себя дальше на этом месте?
— Да, — кивнул Эбергард, да, мимоходом, как о малозначащем, это незыблемо, как календарь, вращение земли, союз мэра и Лиды, что тут может измениться, продолжая серьезно думать о задачах, стоящих перед префектурой на приближающихся выборах президента и депутатов гордумы, Россия подымается с колен. — Я профессионал. Всё самое ответственное держится на моих личных связях и авторитете. Я Алексея Даниловича не оставлю в трудную минуту, мужик он вроде надежный, поэтому решил: помогу, но и я, в свою очередь, — теперь помедленней, — в свою очередь, заинтересован в расширении финансирования моих тем и создании рабочих отношений с префектом и — готов соответствовать.
— Я понял доведенную тобой информацию, — также медленно сказал Жаворонок: банкомат после кашляний и выплевываний наконец-то распознал купюру, втянул, замигал: принято. — Посоветуемся со старшими товарищами и выйдем на связь. Скоро. Мы привыкли быстро работать, — переглянулись и без рукопожатий удалились, значительно застегнув все пуговицы, тяжеловесно, соблюдая порядок: первым Жаворонок; пять минут они шли до дверей, улыбка Эбергарда уже болела и без всяких внешних изменений загустела в пыточную гримасу; они, переставляя ноги с трудом, уносили свои задницы, что-то там, где их делают, закачивают в задницы жидкое и тяжелое, типа никогда не застывающего свинца.
Эбергард остался. Он сидел умытый, с вычищенными зубами, пристегнутый к электрическому стулу, не шевельнешься. В пустой утренней комнате. Думал: взять, развинтить ручку «Монблан», подаренную префектом Бабцом, и нарисовать на бумаге корабль, дым, но не мог двинуться. Жанна прокралась и унесла посуду. Он смотрел в телефонное окошко и считал про себя до ста. Еще до ста, помедленней, не годится так быстро, как считал первый раз. И вслушивался, словно и правда долетали звуки работы хорошо известной ему машины, и уже думал о чем-то неопределенном, что складывается в «ни о чем», когда телефон вспыхнул и, скрежеща и разворачиваясь, безного пополз по столу, мигая вызовом с неопределившегося номера.
— Э-э… Вот мы… Что проводили встречу, — они не помнили имени-отчества, сколько у них таких встреч на дню. — Можете выйти из здания?
Жаворонок погрузился или уехал, у «мерседеса», павлиньим пером переливавшегося посреди утренних черных и серых автомобильных спин префектурной парковки — места, где чаще всего «благодарили» и брали тех, кто не договорился и не «благодарил», очкастый товарищ Жаворонка стоял один, отворачиваясь от ветерка, — как он, такое, может стоять на открытом каком-то воздухе, и здесь?! не унижаясь до самообозначений поднятой рукой: найдет и встанет рядом.
— Предложение такое. Половину дохода от старых проектов. И половину дохода от новых, которые появятся с нашей помощью… — Им всегда важно, чтобы «предложения» выглядели справедливыми, не паразиты, они тоже будут работать, чуть позже, когда-то потом.
— Замучаетесь мою бухгалтерию проверять и считать доходы. Проще: процент от поступившего. Раньше в этих краях было десять. Предлагается для закрепления отношений — двадцать. За май готов внести в ближайшее время.
Тот, товарищ Жаворонка, заметно обрадовался. Но всё же попробовал:
— А за предыдущий период нельзя получить?
— Предыдущий период здесь работали другие люди, свои обязательства я перед ними закрыл. — За март и апрель всё останется Эбергарду, не проверят.
Тот покивал: дельно; и теперь-то, как после любви, внезапного взаимообнажения незнакомых сущностей, демонстрации гениталий, имеющей в основе надежду на согласованное колебание душ, выпустил из себя нагретое:
— А на какой ресурс здесь еще можно сесть? Какой жирный кусок можно взять, чтобы много и сразу?!