Немецкие диверсанты. Спецоперации на Восточном фронте. 1941–1942
Шрифт:
Я посмотрел на Фукса, и он кивнул.
– Лейтенант Вульф возглавит второй отряд, у которого в распоряжении будет пулемет. За триста-четыреста метров до стоянки он отделится со своим отрядом от остальных. Необходимо, чтобы главный вход и забор вдоль дороги вы взяли под прицел пулемета. Я не буду дожидаться с остальными людьми, пока вы займете свои позиции. Если хоть один допустит ошибку, я собственноручно сдеру шкуру со всех, если выйду оттуда живым. Все понятно?
Вульф кивнул.
– Теперь обращаюсь ко всем остальным. Как только вы останетесь одни, сразу же разбредайтесь в разных направлениях и делайте вид, что просто интересуетесь техникой от нечего делать. Исходя из слов Бока, в автопарке не более семидесяти человек.
–
– Хорошо, сейчас разбейтесь на отряды, как можно скорее. Хорст, ты возьмешь еще одного человека, любого, и будете следовать дальше. Через десять минут подъезжайте в автопарк в качестве военных курьеров.
Мы тихо вышли из леса, и никто из нас не проронил ни слова. Потом полил сильный дождь, что уж было совсем некстати в три часа ночи. Стало холодно и противно.
Немцы немного продвинулись с тех пор, как пошли в наступление. Грохот орудий слышался отчетливо в тишине, и сильный шум дождя почти не заглушал его. Но не только гул с линии фронта доносился до нас – уже на подступах к городу были слышны удары. Путь, по которому мы двигались, был свободен, но, едва свернув на большую дорогу, мы снова оказались в давке, и нам потребовалось полчаса, чтобы перейти дорогу. Мужчины, женщины и дети, покинувшие свои дома, чтобы найти защиту вокруг Одессы, сейчас шли обратно. Это могло означать, что железное кольцо уже разбито. Войска тысячами продолжали двигаться в сторону фронта – некоторые на грузовиках, но большинство пешком. Также тысячи возвращались обратно. Я был удовлетворен. Я понимал, что противостояние русских подавлено. Это значило, что вот-вот немцы войдут в город – самое большее через двадцать четыре часа. Но тем не менее, наша работа еще не была завершена. Если бы мы сейчас попытались покинуть город, то, одетые в форму русских, нарвались бы на немцев или попали бы в защитное кольцо. Нам нужно было продолжать разрушать оставшуюся местами связь и обезвредить врага.
Шульц вернулся с докладом:
– Еще сто метров, и мы подойдем к входу.
Из-за смога, нависшего над городом, было невозможно разглядеть, что происходит даже на небольшом расстоянии впереди. Даже проливного дождя было недостаточно, чтобы затушить огонь. Неожиданно я вспомнил о доме; не дай бог, чтобы такое случилось в Тильзите и наш дом сгорел бы подобным образом. И жители нашего городка бежали бы вот так же, как стадо овец, не зная куда, от огня или в огонь. Все, что мне сейчас вспоминалось, – это игра военного оркестра на станции и мой дед, что-то говоривший мне о чести и достоинстве, которые всегда были присущи нашей семье, – глупые традиции, о которых сейчас даже думать было неуместно. Все это казалось таким далеким. Наше первое появление в Академии и веснушчатое лицо Вилли, с нежной кожей и еще не пробившейся растительностью, из-за чего его можно было принять за девочку. В отличие от меня Вилли хотелось уехать из дома своего отца-фермера, так как перспектива присматривать за стадом из четырехсот коров, лошадей, свиней и курятником совершенно не прельщала его. А еще большая семья. Я глянул в его сторону. Он тяжело передвигал ноги, настойчиво шагая вперед через туман и дождь. Он мечтал посмотреть мир, и вот он видит его.
– Вилли, – спросил я его, – где, по-твоему, сейчас лучше – дома, пусть даже со свиньями, или здесь?
– Ты в своем уме, парень? – заорал он. – Какого черта тебе в голову лезет всякая ерунда? Любой мог остаться на ферме, но не каждому выпал шанс брести с тобой по этой чертовой дороге. Вообрази лицо моего старика, когда я вернусь домой с орденом на груди. Да он не поверит своим глазам. Знаешь, он всегда называл меня тупым и говорил, что я ничего не перенял от него, а когда я отвечал, что хочу уехать в большой город, он всегда смеялся и отвечал, что не пройдет и трех дней, как я приползу назад. Знаешь, как он злил меня. – Неожиданно Вилли прервался на полуслове: – Ты видишь главный вход впереди?
Я внимательно
– «Три танкиста» запевай!
Вилли подхватил мои слова и крикнул:
– Раз! Два! Три!
И весь отряд разразился дружным хором. Когда мы дошли до ворот, он снова закричал:
– Отряд, налево!
Сейчас мы снова играли роль обыкновенных солдат. Маршировать в строю было даже немного странно. Приблизившись к главному штабу, Вилли скомандовал остановить песню. Затем мы с Фуксом и Вилли отошли, и Фукс дал команду:
– Отряд, стой, раз, два! Равняйсь! Смирно! Вольно!
Любой, кто видел нас в ту минуту, ни на миг не мог усомниться, что перед ним действующий боевой отряд. Мы с Вилли направились в сторону штабов, молча ведя за собой две шеренги из восьми человек. Я постучал в дверь, как говорил Бок, и сразу же отозвавшийся голос велел нам войти. Шестеро из наших остались у здания, а двое вошли с нами. Мы были готовы ко всему, но, когда мы вошли внутрь, нам даже не потребовалось отдавать салют, так как я оказался старшим по званию офицером. Один был лейтенантом, второй – сержантом, а слева за столом сидел секретарь. Все трое переглянулись и, явно нервничая, устремили свои взгляды на нас, когда мы вошли в дверь. По виду лейтенант был встревожен больше остальных, поэтому я решил начать с него, разыгрывая из себя строгого начальника.
– Что у вас здесь происходит? – заговорил я на повышенных тонах. – Армейские штабы пытаются связаться с вами последние два часа, но абсолютно никакой реакции в ответ. Вы что, спите на службе?
Лейтенант вскочил, от волнения неуклюже приложив руку к виску:
– Мы тоже пытались связаться, но на линии все словно вымерли, и мне ни с кем не удалось переговорить.
– Почему вы не отправили связного?
– Я думал об этом...
– Вы думали об этом! – громовым голосом закричал я. – Мы на войне – здесь нет времени на раздумья. Вы некомпетентны. Уже как минимум час назад вы должны были отправить кого-то.
Он пристально смотрел на пуговицу моего кителя, понимая, что офицер совсем не шутит с ним. Насколько мне было известно, я мог наказать его по всей строгости. Я смотрел на него не отводя глаз несколько секунд, чтобы дать ему почувствовать, насколько я зол, а затем требовательно спросил:
– Где майор?
Он замешкался, переступая с ноги на ногу, и ответил нерешительно:
– Майор семейный человек. После того как немцы начали атаковать с севера и подожгли Одессу, он бросился спасать свою семью, попытался вывезти их из города. Меня он оставил за старшего.
– Понятно. Хорошо, с майором я переговорю позже. Но, если вы не хотите заработать себе большие неприятности, вы должны быстро выполнить мои требования. Сколько у вас в наличии исправных танков и боеприпасов к ним?
– Семьдесят танков и два бронированных автомобиля. Остальная техника неисправна, но механики чинят ее не покладая рук.
– Очень хорошо. Мне необходимы эти танки, в течение десяти минут они должны быть предоставлены в наше распоряжение. И бронированные машины тоже. И как минимум два грузовика, с боеприпасами и горючим.
– Но...
– Что за «но»?
– Но майор еще вчера распорядился подготовить танки, и сейчас они в полной боеготовности. Вам только осталось забрать их, и вы можете ехать немедленно.
– Хорошо, что хоть майор здесь не терял времени даром.
Лейтенант что-то промычал, а я послал людей привести второй отряд, чтобы заняться машинами. Вилли и еще один человек остались со мной. Я выглянул в окно, посмотреть, что делают остальные. Они как раз только что вошли на стоянку. Небольшими группами они разбредались по всем направлениям – кто-то разговаривал с охранниками, кто-то бродил по автопарку с заинтересованным видом, суя повсюду свои носы – окружая территорию. Ни у кого из русских не возникло подозрений.