Немецкие диверсанты. Спецоперации на Восточном фронте. 1941–1942
Шрифт:
Я всей душой надеялся, что мы действительно разрушили их коммуникации.
На поле битвы становилось жарко, невыносимо жарко от взорванных самолетов и горящего топлива. Огонь уже перекинулся на деревья, тлела трава, и плавилась земля. Но, несмотря на дымовую завесу, мне удалось разглядеть танк, стоявший на левой стороне. Быстро, не успел он еще направить на нас свою пушку, я закричал в рацию:
– Прием! Как слышно? На связи Первый! Вызываю Второго! – Сейчас я говорил по-немецки. Больше не имело смысла притворяться русскими.
Ответ последовал немедленно:
–
– Второй, говорит Первый. Свяжитесь с Центральным управлением. Пусть сделают запрос в ставку фюрера. Кто такой капитан Штокхаузен? У меня нет желания попасть в засаду русских.
Спустя двадцать минут я получил подтверждение достоверности сообщения.
Снова вызвав на связь Второго, я сказал:
– Не стреляйте с того места, где находитесь сейчас.
Мне казалось, что наступает конец света. Поля, растянувшегося передо мной, и начинавшихся за ним деревьев не было видно. Артиллерийская батарея приостановила стрельбу, и я решил воспользоваться моментом и узнать, как складывается обстановка в других танках. Русские не смогут услышать наш разговор, так как мы установили собственную частоту, и я очень сильно сомневался, что их радиоустановки, если таковые остались, поймают нашу волну.
– Третий, Третий, прием! – произнес я. – Вы на проводе?
– Мы в порядке, – раздался ответ. – К настоящему моменту на нашем счету сорок с лишним уничтоженных самолетов; от них загорелись деревья. Страшный жар вокруг. Но во время движения вдоль границы, идущей с юга на восток, по нас открыли огонь из двух пушек. Я даже не стал разворачивать на них дуло танка, а просто сбил их из пулемета, чтобы не мешались на дороге.
– Четвертый, я Первый! Прием!
– Я все слышал, – ответили мне, – но нам повезло меньше, чем вам, ребята. Здесь пилотов, с которыми пришлось бороться, оказалось больше всего. Правда, сейчас мы движемся по кругу, как неприкаянные. Оставшиеся в живых пилоты и техники сейчас уже рассеялись на много километров, и все, что им остается, – это просто вести наблюдение за нашей территорией и расстреливать, что попадается. Иногда для этого приходится даже выпрыгивать из танка.
– Что-то вы там стали зазнаваться. Нечего строить из себя героев! – ответил я строго.
– Пятый, Пятый, Первый на связи! Что вы делаете?
– Черт бы тебя побрал, капитан, – ты чуть не сровнял нас с землей, когда вел перестрелку с батареей. Если бы вы там были более меткими стрелками, я бы сейчас, в лучшем случае, сидел без глаза. У нас пока не все закончено. Мы напали на замаскированный след, который ведет в восточном направлении, и я хочу посмотреть, что там.
– Будьте предельно осторожны, – быстро ответил я. – Думаю, лучше подождать, пока третий танк завершит свои действия на южной границе и сможет прикрыть вас. Пятый, слышите меня? – Я торопливо оглядел поле, но ничего не заметил. – Пятый, не слышу ответа? – Я повторил трижды, но ничего не услышал в ответ. – Третий! Двигайтесь в их направлении. Но, ради бога, будьте внимательны. Проверьте, что случилось. Будьте
Распространившийся огонь полыхал теперь повсюду, практически целиком окружив авиабазу. Мы не могли больше оставаться здесь, но, тем не менее, не так-то просто было выбраться отсюда.
– Второй, Второй, я Первый. Прикройте нас, а мы попытаемся уйти из этой дыры. И будьте готовы отразить атаку, если по нас откроют огонь.
Мы тронулись с места, но вокруг наступило затишье. Я не сомневался, что враг еще должен был находиться поблизости, – но, возможно, из-за того, что огонь продолжал перекидываться все дальше и дальше, противнику пришлось отступить. Я дал команду быстро уходить в лес.
Только мы укрылись в деревьях, как раздался звук, будто кувалдой ударили по моей голове; это со свистом пролетевший мимо нас снаряд разорвался позади танка, попав в дерево. Затем я почувствовал обжигающий удар в спину, и теплая кровь потекла вниз, моментально промочив рубашку. Я понял, что дело плохо.
– Ребята, я ранен.
– Как? Куда? Сильно?
Я напрягся и стиснул зубы.
– Не знаю.
Каждое произнесенное слово отдавалось болью во всем теле. Второй, увидев произошедшее, открыл ответный огонь. Снаряды противника летели как молнии, но не попадали в цель. Мы пока выжидали.
– Надо наступать, – сказал я.
Два пулемета и пушки обоих танков теперь работали неустанно. Но русские ушли в окопы, и добраться до них не представлялось никакой возможности. Стволы их орудий виднелись всего на метр, может чуть больше, из-под земли. Чувствовалось, что силы постепенно покидают меня и я начинаю слабеть, но, вцепившись в оружейный ствол, я решил не сдаваться и бороться до конца. Я понимал, что чем дольше смогу, сконцентрировавшись, оставаться в сознании, тем лучше для меня.
– Продолжайте огонь и наступайте, двигайтесь зигзагообразно! – закричал я. Танк неожиданно подбросило, тошнота подступила к горлу, и я потерял сознание.
Очнувшись, я обнаружил, что лежу на шерстяном отсыревшем одеяле, на земле.
– Что случилось?
– Мы подорвались. Водитель танка погиб. Остальные в порядке.
– А что со Вторым? – Я с трудом выговаривал слова. Вся спина горела, а каждый вздох причинял нестерпимую боль.
– С ними все нормально, капитан. Противник уничтожен.
Я снова потерял сознание, и время потеряло всякий смысл. Теперь я знал не понаслышке, что испытывает раненый человек. Когда я пришел в себя, то лишь успел почувствовать приятное тепло, легкость в теле и желание, чтобы это состояние не покидало меня. Потом я снова провалился в беспамятство, и все мысли и чувства покинули меня. Казалось, будто я нахожусь глубоко-глубоко под водой, в кромешной тьме и где-то вдалеке надо мной слабый луч солнечного света пробивает себе дорогу сквозь мрак. Я пытался выплыть, но словно что-то тянуло меня назад, и я, прилагая неимоверные усилия, оставался на месте. Мне казалось, прошло несколько часов, и чем дольше я плыл, тем дальше была поверхность. Я продолжал бороться до тех пор, пока, наконец, неожиданно снова не открыл глаза.