Ненастье
Шрифт:
Лихолетов тщательно проверял Шамса и Дуську перед марш-броском. Серёга не верил, что эти двое доберутся, но не хотел потом винить себя.
— Да хватит! — Шамс раздражённо отстранил Серёгу. — Пора нам уже.
Он отвернулся и, не дожидаясь напутствий, полез из расщелины.
Серёга и Немец наблюдали, как Шамс и Дуська осторожно спускаются вниз по развалу к мосту. Они терялись среди валунов в хаосе лунных бликов и теневых пятен — их словно развеяло на лоскутки света и темноты. Долина простиралась в ночи длинная, ровная и пустая, как палуба авианосца, и над ней в косой проекции горела
— Красиво тут, правда, Серёга? — задумчиво сказал Немец.
— На мост зашли, — ответил Серёга, который следил за ушедшими.
Кто-то из двоих, Шамс или Дуська, замирая при каждом движении, как ящерка, перелез через уродливую угловатую громаду обезглавленного танка, перебежал по мосту на правый берег и махнул напарнику рукой. Второй человечек неловко вскарабкался на броню, к горловине жуткого кратера от сорванной башни, дёрнулся вперёд — и тут вдруг бабахнуло. На две стороны распахнулись полотнища огня, и в ярком пламени мелькнул чёрный силуэт летящего в воздухе человека. А потом бултыхнула вода под мостом.
— Да й-й-ош-ты в душу твою м-мать! — взревел рядом с Немцем Серёга.
«Люк!» — вспомнил Немец предостережение Серёги. Под люком — мина!
— Кто живой?! — открыто заорал Серёга уцелевшему бойцу.
— Дуська… Дуська подорвался… — донеслось через шум речки.
И тут из долины, из пещер в скалах, застучали два пулемёта. Длинные светящиеся строки трассеров перечеркнули пространство и гулко загремели по танку: его мёртвая и неподвижная туша покрылась бегучими новогодними огнями от пулевых ударов. «Духи» сразу сообразили, что случилось.
Пулемёты остановились. Во внезапной чуткой тишине Герман и Серёга услышали взволнованные голоса поднятых тревогой басмачей.
С правого берега двумя короткими очередями басмачам ответил Шамс.
— Ой, деби-ил!.. — охнул Серёга.
Герман еле успевал сообразить, что происходит. Перепуганный Шамс обозначил себя. Значит, теперь «духи» узнали, что за мостом кто-то есть ещё. По куцей стрельбе они поняли: там не подразделение «шурави», а одиночка.
— Шамс, назад! — негромко крикнул Серёга, приставив ладонь ко рту.
— Нет! — издалека отозвался Шамс.
Герман увидел, что по лунной долине от скал с пещерами к мосту уже несутся «бородатые». Их с десяток. Одежды у них развеваются, а в руках — автоматы. Через минуту басмачи окажутся на мосту и перескочат через танк. А если они перескочат через танк, значит, Шамсу конец. Это без вариантов. И неважно, ввяжется Шамс в бой с преследователями или будет убегать от них. Если бой, то басмачи — вдесятером одного — расстреляют Шамса, а если бегство, то на дороге «бородатые» всё равно догонят беглеца и зарежут.
— Неволин, у тебя двадцать секунд, чтобы дриснуть до Шамсутдинова, — вдруг холодно сказал Серёга, поднимая со дна расщелины свой автомат.
— Зачем? — удивился Немец.
— Вдвоём вы ещё сможете добраться до наших, если повезёт.
— А ты?
— А я задержу «духов» перед мостом. Сколько получится.
Герман поглядел на Серёгу. Наглая, одичавшая в пьянке Серёгина морда была бледная от луны. Растопыренные усы срослись с грязной щетиной. Обозлённый Серёга отомкнул и примкнул обратно рожок
Серёга опять повернулся к реке и ладонью направил свой голос:
— Шамсутдинов, уходи! Я задержу «духов» перед мостом!
Потом Серёга уставился на Германа — отчуждённо и бешено.
— И чо мы чешемся? Поезд отправляется! Живее за Шамсом!
Герман понял, что Серёга сейчас будет стрелять по басмачам. Он же командир, вот он и прикроет огнём отступление Шамса и Немца. Для Серёги это правильно. А что делать ему, Немцу? А у него ведь всё по-прежнему. Он — солдат. В этих пыльных глыбах на излучине афганской реки он обрёл свою крепость и своего командира. Как он может бросить крепость и командира?
— Серый, я не пойду, — просто сказал Герман.
На правом берегу Шамс убегал вверх по дороге прочь от моста.
— Так, блин, я и думал, — облегчённо ухмыльнулся Серёга. — Тогда твоя огневая на том конце расщелины. Давай туда. И жди волшебное слово…
Герман перебрался на указанную Серёгой позицию, положил рядом с собой на каменную полку пару запасных рожков и выставил автомат.
Моджахеды приближались к мосту.
— Коси их, салага! — крикнул Серёга.
Часть вторая
Глава первая
После разгрома «Юбиля» в батуевский следственный изолятор автозаки привезли чуть ли не сотню избитых «афганцев». Это был перебор, и «афганцев» начали скорее выкидывать, но сорок с лишним парней получили по десять-пятнадцать суток за административные нарушения. В итоге к маю 1993 года в СИЗО осталось шестнадцать человек — все члены Штаба «Коминтерна», которые попались, и самые борзые драчуны.
«Юбиль» стоял посреди площади как неживой: разбитые окна закрыты картоном, развороченный парадный вход заколочен досками и загорожен строительными лесами. В здание проникали через боковой подъезд; фойе — тёмное, захламлённое и сырое — никто не ремонтировал; почти все конторы «афганцев» временно не работали, их двери были опечатаны. Немец, водитель «барбухайки», и Дюша Воронцов, водитель «трахомы», играли в «тридцать одно» на заднем крыльце «Юбиля», если пригревало майское солнце.
В мае Немца дважды вызывали в горотдел милиции на допрос, в третий раз вызвали в июне. В кабинете Герман увидел Серёгу. Тот вразвалку, руки в карманах, сидел на стуле под плакатом «Валюты государств Европы».
— Я пять минут на перекур, — недовольно сказал следователь, подёргал ящик своего стола, проверяя, заперто ли, и вышел в коридор.
— Наш, «афганец», — снисходительно пояснил про следователя Серёга и расшарашил ноги до середины кабинета. — Охранял тоннель на Саланге.
Герман понял, что Серёгина «афганская идея» помогала и тут: «афганец» выручал «афганца». В следственной бригаде нашёлся опер, который устроил Лихолетову короткую встречу с доверенным человеком один на один.