Ненависть и ничего, кроме любви
Шрифт:
— Ир, я забыла к дипломному зайти. Сбегаю быстро, если будут отмечать, скажи, что я опоздаю на пять минут, — тараторю я, подскакиваю и почти бегу к выходу, где нос к носу сталкиваюсь с Антоном Юрьевичем — преподавателем, у которого и должна состояться лекция.
— Воронова! — немного наигранно удивляется он, — Вы, позвольте узнать, куда?
— Антон Юрьевич, Эдуард Валентинович просил зайти перед парой и забрать документы для дипломной работы, а то он уедет в командировку. Можно я отлучусь на пять минут? — играть кота из Шрека у меня всегда получалось отлично, поэтому преподаватель, естественно, разрешает уйти.
— Воронова,
— Хорошо, — киваю, улыбаясь.
— Идите-идите, а то уйдет Эдуард Валентинович, а там больше нет никого, а мне бы хотелось сегодня рассказать очень важный материал и дать эту методичку отксерокопировать.
Я снова киваю и выбегаю из аудитории. Ловлю дипломника уже практически на выходе из преподавательской, куда врываюсь без стука. Эдуард Валентинович в пальто и забавной шляпе годов восьмидесятых складывает в потрепанный временем портфель какие-то документы.
— А, Воронова, — приветливо улыбается он, хотя я и опоздала, — я уж думал, что Вы забыли и оставил папку у себя на столе. Вон там — красная, возьмите.
Я послушно прохожу к его столу и забираю указанную папку, а Эдуард Валентинович тем временем, уложив все документы в портфель, уже собирался уходить.
— Антон Юрьевич попроси Вас дать мне с его стола методичку по эффективности использования земельных ресурсов, — кричу я ему в спину.
— Вера, уже опаздываю, такси ждет, — нетерпеливо фыркает мой дипломник, но все же останавливается, чтобы сказать, — вон в углу стол Антона Юрьевича, поищите сами. Я надеюсь, что Вы порядочный человек и ничего лишнего не возьмете. Она у него лежит в стопке с другими методичками. А я побежал. До свидания, Воронова. Жду от Вас наработки на следующей неделе.
Я успеваю лишь кивнуть, прежде чем дверь в преподавательскую захлопнулась, оставляя меня одну. Послушно направляюсь к столу Антона Юрьевича, где помимо каких-то тетрадей и папок двумя ровными стопками в ряд лежат тонкие методички. Перебираю одну за другой и довольно быстро нахожу нужную, а остальные вновь укладываю ровными стопками. Разворачиваюсь и взвизгиваю, натолкнувшись на кого-то, чей запах я уже ни с кем не перепутаю. Тяжелая ладонь опускается мне на рот.
— Тихо, не кричи, это всего лишь я, — приглушенно говорит Марк.
Хочу многое ему высказать, но ладонь на губах мешает, поэтому я грубо отталкиваю его руку и тихо шиплю:
— Ты меня сделаешь заикой!
К моему удивлению, не выслушиваю остроумного ответа, а лишь созерцаю его лицо с непривычной, даже абсолютно незнакомой мне теплой улыбкой.
— Ты что тут забыл? — спрашиваю я, насторожившись.
— Тебя, — легко отвечает он, наклоняется и льнет к моим губам.
Этот поцелуй не похож на вчерашний, он не несет огня или страсти. Это нескончаемый поток нежности, быстро окутывающий меня заразительным теплом. Марк целует мягко, аккуратно, словно боясь совершить ошибку или сделать больно. Его горячая ладонь ложиться на мой затылок, а пальцы зарываются в волосы, даря незнакомое мне приятное до дрожи в теле ощущение. Легкие касания пальцев осыпают мою щеку, поглаживания успокаивают, дарят ощущение, что все происходящее правильно, что так и должно быть, что именно к этому я шла много лет, и вот, наконец, цель достигнута.
— Вера, — бормочет он, оторвавшись
— Марк, нас увидят, — пытаюсь сказать я, когда его нежные поцелуи переходят на скулу, а дальше по дорожке устремляются к впадинке под ухом. Он касается губами чувствительной точки, и я забываю, какую еще важную мысль хотела донести.
— Я скучал, — его шепот завораживает, — сегодня же я скажу Фирсову, что забираю тебя.
— Что ты сказал? — так же как слова Марка погружают в транс, столь же стремительно они выталкивают меня на поверхность сознания.
— Я забираю тебя, — повторяет он и вновь тянется к моим губам, но я останавливаю его:
— Я не вещь и не любимая игрушка, чтобы меня забирать. Вчера я, кажется, сказала, что между нами ничего не поменяется…
— А я сказал, что это бред, — легко отвечает он.
— Марк, побудь серьезным, — почти умоляю, цепляясь за его огненные ладони, еще хранящие магию прикосновения на моем лице.
— Я серьезен как ни в один из дней своей жизни, — произносит он, заглядывая в мои глаза, а затем говорит то, что невозможно слушать равнодушно, или претворяться таковой, — даже если сейчас ты не готова, даже если противишься — я все равно буду рядом. И однажды ты сдашься. Это может случиться завтра или через месяц, или через полгода, но это произойдет, слышишь, Вера? Бояться мне больше нечего, и я тебя не оставлю. Не после того, как вновь обрел.
Его слова пьянят, взгляд подчиняет, и я уже готова сдаться, но вдруг дверь в преподавательскую распахивается, и Марк в секунду отскакивает от меня. Пришла лаборантка Елена.
— Добрый день, — дружелюбно поздоровалась она, хотя и явно удивилась нашему присутствию.
— Здравствуйте, — откликается Марк, одаривая девушку обаятельной улыбкой, тем самым даря мне несколько драгоценных секунд, чтобы собрать мысли воедино. Та самая методичка, за которой я в том числе приходила, валяется под моими ногами. Я быстро ее поднимаю и демонстрирую Елене.
— Антон Юрьевич попросил принести методичку, а Эдуард Валентинович показал, где ее найти.
— А, — доверчиво кивает девушка, пока снимает верхнюю одежду. Кажется, ей не слишком интересно наше присутствие после моих слов.
— Вера, ты нашла? — обращается ко мне Марк.
— Да.
— Тогда, мы пойдем, — он распахивает дверь и жестом приглашает меня выйти.
— До свидания, Елена, — лепечу я и выскакиваю из кабинета.
Едва оказываюсь в коридоре, почти бегом бросаюсь в сторону аудитории, но Марк быстр, нагоняет меня в тот момент, когда ладонь ложится на ручку двери в спасительную аудиторию, и силком утягивает в небольшую нишу, которая существует лишь для того, чтобы прятать старую облезлую дверь запасного выхода.
— Это уже не смешно! — стараюсь говорить строго, но получается совсем неубедительно, и Марк, как человек, который всегда умеючи играл с моим состоянием, разумеется, чует скованность в голосе, потому что не отпускает, не уходит, а подходит так близко, что под его натиском я невольно отступаю и сразу же чувствую спиной шершавую стену. Марк наклоняется крайне близко, я уже предчувствую вкус его губ и пытаюсь уговорить себя его оттолкнуть, но предательски не шевелюсь, и от собственных разногласий в душе меня пробивает дрожь, которая усиливается, когда он протягивает ладонь и убирает прядь волос, упавшую на лицо, при этом едва ощутимо задевает кожу, оставляя нечто подобное ожогу.