Ненавижу колдунов!
Шрифт:
У подножия замка простиралась Калунта. Освещенная заревом пожаров, заваленная трупами, наводненная кошмарными демонами. Пропитанные ужасом улицы и толпы обезумевших от страха жителей, готовых пойти за любым, кто сможет сохранить им жизнь. Его новые владения.
Некоторое время, опершись на парапет, Наруолрен всматривался во тьму. Где-то внизу, на этих погруженных в хаос Нереальности улицах дожидается его Книга Ветров. И он найдет ее. Так или иначе – найдет. Стражи способны на многое, почти всесильны. Они учуют Книгу Ветров, где бы ее ни прятали. Малейший магический след, малейший намек на заклинания Царицы Ветров –
Когда Наруолрен оторвался от созерцания зловещей панорамы города, все двенадцать Стражей уже ждали его. Им даже не надо было отдавать приказы – желания Хозяина Стражи чувствовали сразу, стоило ему лишь подумать. И повинуясь его взгляду, Стражи расправили крылья и устремились вниз, к залитым кровью улицам города. На поиски Книги Ветров.
35
– Прибыли, приятель! – грубая рука сдернула с моей головы пыльный мешок. – Ползи, осваивайся! Да не спеши слишком, времени у тебя много… до самой смерти!
Стражники громко заржали, довольные корявой шуткой, а я получил чувствительный тычок в спину и кувырком полетел на грязный каменный пол.
Некоторое время я лежал неподвижно, грустно размышляя о своей нелегкой судьбе. Слишком много неприятностей. Слишком много разочарований. Слишком много синяков, в конце концов. Да, конечно, таков удел всех наемников. Или безбедная старость, или… до этой самой старости не доживаешь. При этом чаще – не доживаешь.
То ли дело быть простым бароном. Пируй себе, служанок тискай да щеки надувай. Ну, еще поохотиться иногда можно выехать. Или вот, на худой конец, кем из мастеровых родиться. Сиди в тепле и уюте, шей сапоги или булки выпекай. Живи себе, детей да внуков сюсюкай. И чтоб рядом жена домовитая да крепкая, кружку пива вовремя подносила.
Бросить все, что ли? Завести хозяйство, семью… Надо будет всерьез подумать над этим… если удастся выбраться отсюда живым. Последнее меня беспокоило особенно, потому что… одним словом, не было на этот раз никаких шансов выбраться. Мысль эту я гнал от себя старательно, но безуспешно.
О Холодных Ямах я успел наслушаться достаточно, в трактирах Калунты о них много рассказывали. По большей части жуть всякую вперемешку с выдумками, кое-кто – мрачноватые истории о неправильных тюремщиках, влюбляющихся в своих узников… со всеми неприятными для этих узников последствиями. Было и несколько историй об успешных побегах… всегда заканчивающихся не менее успешной поимкой беглеца и торжественным зарыванием оного живьем в землю.
Все рассказчики сходились в главном: уж если кто в Холодные Ямы попал – обратной дороги нет.
Я мотнул гудящей головой и неторопливо сел. Эх, ведь не собирался же все эти россказни на себе проверять! А если еще тюремщик неправильным окажется… лучше сразу в петлю.
В моем новом обиталище царил полумрак. Темнота, едва разгоняемая тускло помаргивающей масляной лампой в коридоре, теснилась в углах, норовя подобраться поближе. Жидкий слой гнилой соломы на полу. Сочащиеся холодной влагой стены. Вонь из отхожего угла. Очень мило. В кандалы не заковали, и на том спасибо.
Извиваясь, я отполз к стене и попытался нашарить подходящий камень, чтобы освободиться от веревок. Туго стянутые за спиной запястья ныли, пальцы начали неметь.
Стена была скользкая от мха и влаги. Камни вроде и шершавые на ощупь,
В углу напротив вдруг раздался шорох, от стены отделилась смутная фигура.
– Нет там камней подходящих. Не ищи.
От тихого хриплого голоса я вздрогнул, отшатнулся. Зашуршав сеном, фигура приблизилась, у меня отлегло от сердца. Все-таки человек. В последнее время столько нечисти вокруг меня крутилось, что я уже вздрагивать начал.
– Ты кто?
– Сосед твой. Вместе будем время коротать. С веревкой помочь?
Я молча повернулся спиной и подставил руки.
– Есть у меня подходящий камешек… Еще до меня его припрятали, а добрые люди подсказали, где искать. Только тихо. Если стражники заметят, ходить тебе с веревкой, пока руки не отвалятся. Это у них развлечение такое. Вроде как забудут снять, а потом на деньги загадывают, как человек живьем гнить будет. Здесь и камни в стенах специально стесаны, чтобы сам не развязался.
Сорвавшись с веревки, камень больно чиркнул по ладони, но я, сжав зубы, молчал.
– Тебе повезло еще, что сюда посадили. Могли к душегубам запихнуть или к насильникам, да тут место освободилось. – Незнакомец повозился, устраиваясь поудобнее, и принялся за дело с новой силой. – А я человек приличный. Людей не убивал, женщин не мучил. Будешь спать спокойно, в горло не вцеплюсь.
– Ты там аккуратнее… пригодится еще веревка. Если что – вешаться буду.
– Самоубийство – грех великий. Ибо учат святые люди: «Не умри по собственной воле, и будет тебе дорога в рай. А негожие, кои руки на себя наложили, пострадают за сей великий грех!»
– Ты что, из храмовых послушников, что ли?
Я повернул голову, но в сумраке лица товарища по несчастью не разглядел. Да и что тут разглядишь? Вроде ни мал, ни велик, ни толст, ни тонок.
– Не вертись, приятель, руки порежу. Вот так-то лучше… В послушниках у жрецов не ходил, а все равно веру чту и соблюдаю по мере сил.
– Небось такой безгрешный, что за просто так сюда угодил?
Невидимый собеседник грустно вздохнул, но не обиделся.
– В Холодные Ямы просто так не попадают. Ни за что – это от стражников можно по морде получить или плетей от знатных индюков. А сюда – нет. У нас в Калунте закон чтут.
– Ты веревку все равно сбереги. Я, пока на воле гулял, про тюремщиков здешних такого наслушался… неизвестно, что больший грех – самоубийство или с ними… того.
Незнакомец тихонько засмеялся.
– Тебя как звать-то?
– А, кто как зовет. Если по-правильному… а, хрен с ним. Зови Ристом, коль охота.
– Так вот, Рист. Что тюремщики здесь мужиков любят – врут. А вот что душегубцы они – точно. Я ведь тут второй месяц сижу, всякого насмотрелся. По ночам напьются, вытаскивают кого-нибудь из камер и бьют, пока шевелиться не перестанет. Или каленым железом мучают. Эти сегодня в ночь на караул выйдут, так что молись…