Ненавижу
Шрифт:
— Потому, что не верю в судебную систему. И потом, какой бы срок им назначили? Исправительные работы? Филиппу Бредосовичу их уже назначали раньше, и что? Кто-нибудь видел его с метлой или в строительной бригаде?
— Светлана Борисовна, а почему они так себя ведут? Почему именно с вами?
— Потому, что мы им позволяем так себя вести. Так сказал один очень хороший человек. Потому, что я позволила им это с собой сделать. Это не люди. Это нелюди. Они уверены: что бы ни случилось, публика простит, обласкает, да еще накажет того, кто посмел плюнуть в ее кумира. И они ставят себя выше любого, кто ниже их. Простите, я очень волнуюсь, потому и говорю коряво.
— И все
— Вы говорите о социальном наказании. Но мне оно не нужно.
— Не вам решать.
— Мне! — Светлана Борисовна подалась вперед, щурясь от света. — Я — жертва, значит, мне решать, каким будет наказание. Я хочу, чтобы обоих унизили публично. Чтобы прямо здесь сняли с этого звездуна штаны и высекли. А потом ее, — небрежный кивок в сторону Потутиной.
— Вы думаете, они раскаются?
— Нет, конечно. А кто тут вообще говорит о раскаянии? Напротив, обозлятся. А после шоу натравят на меня свои псов, вон как их шокеры слюни пускают, — она надрывно хихикнула. — Но мне уже не страшно.
— Ада…
— Да?
— Вы до сих пор любите своего бывшего мужа?
— А это так важно? Теперь, когда ничего, кроме жизни, не имеет значения…
— Немного высокопарно.
— Желаю вам никогда не узнать, что именно стоит за этой, как вы выражаетесь, высокопарностью.
— Вы так боитесь смерти?
— А вы? — она облизала губы. — О смерти легко может говорить только тот, кто ее не воспринимает всерьез. Все мы когда-то умрем, но не завтра же… И вдруг ты узнаешь — не исключено, что именно завтра… Первая реакция — ужас. Как же так? Ведь ты ничего не сделал для того, чтобы умереть. И вдруг — смерть. Потом круг за кругом проходишь свой ад: злость, надежду, покорность, смирение и снова надежду, а потом наступает равнодушие… Или не наступает… У кого как. Каждое утро я просыпаюсь и думаю, что следующий день может быть намного лучше этого, но переживу ли я этот лучший день — большой вопрос. Это как если бы быть приговоренной к смертной казни, но не знать, когда она свершится: вчера, сегодня, завтра…
— Но почему бы ни наплевать на все и не прожить оставшееся время на полную катушку?
— Силенок не хватает, — горько улыбнулась Ада. — на полную катушку. Да и с кем? Да и как?
— А если бы вам сейчас сказали, что диагноз — ошибка, что у вас никогда не было рака, то что? Ваши действия?
— Наверное, я заплачу. Ничего другого в голову не приходит.
— Вопрос ведущему. Вам не кажется, что вы поступаете аморально?
— В чем это выражается? — быстро отреагировал Эдик. Его глаза подозрительно блестели, на футболке появились влажные пятна.
— Вы собрали людей, которые одинаково нуждаются в помощи, вывалили грязное белье, и при этом четверо из них останутся наедине со своими проблемами. Не стыдно?
— Это вам должно быть стыдно за вашу демагогию! — Эдик тяжело дышал. — Эти люди впервые счастливы, потому что они могут честно и открыто заявить о своих желаниях. У них появился ШАНС. Понимаете, шанс?
— Да, мы очень счастливы, — вдруг подал голос Мазурик. — Счастье особо ощущается, когда сидишь под высоким напряжением. Шаг влево, шаг вправо, и из нас получится симпатичный шашлык. Местами даже очень вкусный. Эдуард, кого вы обманываете? Это шоу нужно прежде всего вам. Мы, это так, предметы антуража, как и эта колючая проволока с высоковольтным напряжением.
— Вы возражаете против смерти?
— На смерть подписывалась она, — Мазурик кивнул в сторону Ады. — У нас другие желания. Вы слишком быстро меняете правила игры, Эдуард. Мы не успеваем подстраиваться.
Руки
— Прелестно! Мои же персонажи устроили бунт. Давайте поаплодируем. Такого поворота в сценарии нет. Не надо подстраиваться, Семен Петрович, потому что вы не знаете настоящих правил. Наше шоу — это импровизация. Смертельная, если угодно. Но зато победитель получает…
— Победитель получает ничего, — Марина налила себе шампанского и смело взглянула на Эдуарда. — Есть у меня такое предчувствие. Странное ощущение, господа, словно нас всех выбрали неслучайно. Мы все связаны. Кем-то или чем-то. И только лишь потому в этой дурацкой игре. Эдуард, а вы уверены, что именно вы — бог, а не марионетка, в руках кого-то более умелого и дерзкого?!
Эдик дернулся. В поисках поддержки он перебирал одно лицо за другим, но участники старательно отводили глаза. В зале раздались смешки и улюлюканье. По ту сторону проволоки бесновался Колобок. Рядом застыла Жанна. Злорадствует? Или жалеет? "Да ты же лох! И всегда был лохом! Слава богу, у нас нет детей, иначе они тоже бы стали лохами!". Где же он допустил ошибку? Все казалось таким простым, понятным и правильным. И вдруг любовно слепленное шоу стало разваливаться на грубые, покрытые трещинами куски.
Лица, лица, лица…
Во рту стало сухо и противно от предчувствия чего-то непоправимого. Он сделал глоток коньяка и вымученно улыбнулся:
— Наше шоу продолжается! Аплодисменты в студию!
Заученные хлопки зрителей. И почему до этого они ему казались искренними? На лицах героев пот, перемешанный с пудрой, страхом и ожиданием скорого финала. Жанна. Колобок. Охрана. Старший держится за кобуру. Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?
Бунт в зале постепенно нарастал. Осознав, что сейчас наступит развязка, зрители инстинктивно подались вперед. Ноздри жадно раздувались, предвкушая скорую кровь и паленое мясо. От этих взглядов, ухмылок, криков Марину била крупная дрожь. Вадим плакал, слизывая досадные слезы. Мазурик вцепился в бутылку с коньяком, словно в единственно возможное спасение. Крупный план этикетки. И кто скажет, что это реклама?! Светлана Борисовна бездумно завязывала узелки на платке: не забыть, не забыть, не забыть… Ада затравленно смотрела на бывшего мужа и в какой-то момент поднялась, чтобы пойти к нему, но вовремя опомнилась. Рухнула в кресло и закрыла лицо руками. Камеры метались, с трудом улавливая нужный ракурс. Прямой эфир, мать его!
Трясущимися руками Эдик раскрыл папку и достал пять конвертов. Заторопился, проглатывая слова:
— У каждого из нас есть своя идея-фикс, ради которой мы пойдем на все. Те, кто сейчас находятся на сцене, получили уникальный шанс воплотить ее в жизнь. Или, если быть точнее, воплотить ее в смерть. Потому что сегодня приз нашего шоу — смерть. Итак, кто же стал победителем?! Каждому участнику я вручаю запечатанный конверт. В одном из них — приз. Исполнение вашего желания. Слепой выбор судьбы. Вы можете вскрыть его здесь, можете сделать это позже. И никто, слышите, никто в этом зале, кроме вас, не будет знать, стали вы победителем или нет.
Участники крутили в руках конверты, не решаясь их открыть.
Эдик подошел к самому краю сцены, почти вплотную к колючей проволоке, в руке прыгал бокал с шампанским.
— Ну, что интересно? Кто победитель этого шоу? Вы? Вы? А, может быть, вы? Сидеть! Ни с места! Я сказал: ни с места! Так-то лучше!
Пауза.
— Сидите, суки! Я не все сказал! Если бы вы знали, как я вас всех ненавижу! Но это уже не мои проблемы — а ваши. В этой проклятой стране умирают за то, ради чего стоит жить. За это и выпьем!