Ненормальный практик 4
Шрифт:
— Я понесу его, — Абызова собиралась поднять юношу на плечо.
— Нет!
Ингрид буквально оттолкнула её, оттягивая Волкова. В голубых глазах полыхнуло что-то первобытное, территориальное. Собственническое.
— Он мой друг! Я сама!
«Мой. Моё. Не трогай.» — кричало внутри у Ингрид.
Северянка сама не понимала, откуда эта ярость. Но видеть, как кто-то другой касается её «друга» было невыносимо.
— Ингрид, он слишком тяжёл для тебя, — Абызова попыталась быть голосом разума. — Я сильнее, быстрее донесу…
—
Северянка подхватила бессознательное тело товарища, закинула на плечо. Он оказался удивительно тяжёлым! Но такая ноша никак не давила!
— Он… он весь горит, — прошептала дочь Хальвдана, чувствуя жар через одежду. — Как в лихорадке.
Абызова коснулась его лба. И сглотнула. Кожа была обжигающе горячей.
— Отдача, — прозвучал её механический голос. — Что бы он ни использовал, сейчас его тело перегружено. И не справляется. Нужно спешить! Разберёмся с генератором и займёмся им!
Ингрид кивнула, и они побежали вверх по винтовой лестнице. Северянка несла Волкова, уралка бежала впереди. Обе молчали, погружённые в мысли.
«Он назвал меня идиоткой, когда я хотела пожертвовать собой. А потом сам… — думала Абызова. — Но нет… это не жертва. Он знал, что выживет. Знал свою силу. Что ещё больше пугает. Он знает, что может управлять ей. Хотя что он сказал, когда стал снова собой? Что-то что едва вернулся? Выходит, мог потерять себя в таком состоянии? — она вспомнила его усмешку перед трансформацией. Усталую, печальную. Будто он не хотел этого делать. Будто понимал, что у него не было выбора. — Всё, что здесь произойдёт, останется между нами. Обещаю. Он боится. Боится, что о нём узнают. Что его сочтут… кем? Чудовищем? Опасным? Да, скорее всего. И он прав. Если о его силе узнают…»
— Магистр, — голос Ингрид прервал размышления. — Ты ведь никому не расскажешь?
Та покачала шлемом:
— Я дала слово. И… обязана ему. Он спас нас.
— Он всегда всех спасает, — буркнула Ингрид. — Дурак без мозгов…
Бывший командир третьего лагеря майор Громов стоял на командном пункте, глядя в подзорную трубу на форт Дредноут. Рассвет. Всё небо в багровых тонах, точь сама природа предвещала кровопролитие.
Барьер всё ещё стоит. Синяя сволочь.
— Командир! — подбежал связной. — Северяне готовы к атаке! Ждут сигнала!
Громов опустил трубу, потёр переносицу. Двадцать лет службы, из них пятнадцать — на передовой. И каждый раз перед боем одни и те же мысли. Сколько солдат не вернётся? Сотня? Две? Тысяча?
— Передайте вождю Торгриму — ждать.
— Есть!
Связной умчался. Громов повернулся к артиллерийским позициям. Двенадцать орудий новейшего образца — эфирные пушки «Громобой-М». Каждая способна снести дом одним выстрелом. Но против барьера… Как яйцами об стену. Но Разин сказал — бить. Значит, надо бить.
Он вспомнил вчерашний разговор с генерал-майором.
— Если барьер не упадёт к рассвету — начинайте обстрел. В одну точку, не распыляйтесь. Даже самый крепкий щит треснет, если долбить
— А если не треснет?
— Треснет. Или вы все подохнете, пытаясь. Выбирайте, что больше нравится.
Типичный Разин. Прямой как рельс.
— Батарея! — гаркнул Громов. — Готовность номер один!
Артиллеристы засуетились. Заряжающие вкатывали эфирные снаряды — здоровенные цилиндры, светящиеся изнутри. Наводчики крутили механизмы, выставляя прицел.
— Цель — южно-восточная башня! Точка прицеливания — основание! Залповый огонь по готовности!
Внизу, на равнине, северяне выстраивались в боевые порядки. Пять тысяч воинов. От берсерков в медвежьих шкурах до латных ярлов. Впереди — осадные башни на полозьях, обитые железом.
«Мясорубка. Будет натуральная мясорубка…» — подкурил трубку Громов. — На левом фланге — наша имперская пехота. Два батальона. На правом — кавалерия, готовая ворваться в брешь. Если она появится. Н-да." — сделал он очередную затяжку.
— Готовность! — заорал старший артиллерист.
Громов поднял руку. Замер. Вот он момент, когда держишь в руке жизни тысяч людей.
«Храни нас, Господи, и прости.»
— Огонь!
Двенадцать орудий грохнули одновременно.
БАБАХ!
БАХ!
БАМ!
БУДУМ!!!
Земля содрогнулась. Эфирные снаряды, оставляя огненные следы, понеслись к форту.
Удар. Барьер вспыхнул, гася энергию. Синее свечение стало ярче, но держалось.
— Перезарядка! Темп не снижать!
Форт ответил. Британские пушки — те самые трёхзалповые красавицы изрыгнули смертоносный град. Но стреляли вслепую, наугад. Основные силы вражеской пехоты были вне досягаемости.
— Второй залп! Огонь!
Снова грохот. Снова вспышка барьера. И… трещина?
— Командир! Смотрите!
Громов схватил трубу. Точно! В месте попадания барьер мерцал неровно, будто пытаясь залатать повреждение.
Работает, сука! Медленно, но работает!
— Третий залп! Огонь!
«Вот только… — выдохнул майор облако дыма. — Заряды наших пушек не безграничны. Не падёт барьер, так придётся резать его вручную. И тогда большинство погибнет ещё на подступах к стенам…»
Столовая форта превратилась в скотобойню. Столы перевёрнуты, посуда разбита, стены в крови и ожогах от эфира. И посреди всего этого хаоса — умирающие.
Рустам Алиев лежал на спине, глядя в потолок немигающими глазами. Из развороченного живота торчали внутренности. Кровь растекалась вокруг, смешиваясь с разлитым элем. Но он всё ещё был жив.
«Вот же… умираю. Как герой. Жаль, никто не видит…»
Рядом Куракин отбивался от Элдрича. Одной левой рукой. Ведь правая валялась у окна, всё ещё сжимая рукоять кинжала. Лысый магистр жил и двигался на чистом упрямстве, теряя кровь с каждым движением.