Необратимость
Шрифт:
«Wild Horses».
Слеза скатывается по моей щеке, сердце разрывается на части.
Тут нечего сказать.
Но… возможно, слова и не нужны. Мы цеплялись за них в те мрачные месяцы, когда глухое эхо отражалось от стен, которые мы не могли преодолеть. Но теперь есть нечто большее. Я могу предложить больше, гораздо больше, чем шепот в темноте или рука, прижатая к холодной, непреклонной стене.
Наклонившись вперед, я обхватываю его бицепс и упираюсь виском в его плечо. Так мы сидим долгое время. Я, обвившаяся вокруг его разбитых частей,
Секунды превращаются в минуты - я их не считаю.
Затем Айзек выпрямляется рядом со мной, глубоко вздыхает и шепчет:
– Она была бы признательна, если бы ты позаботилась о нем.
Мои глаза закрываются, из них течет еще больше слез. Я тихо киваю, крепче прижимаясь к нему.
Его рука поднимается, теплая ладонь ложится на мой затылок, он проводит пальцами по моим волосам, нежно, словно в знак молчаливой благодарности.
Он целует меня в висок.
И этот момент, эта застывшая во времени секунда - все, что мне нужно, чтобы двигаться вперед. Каждая секунда, которую я считала в одиночестве по ту сторону стены, отчаянно желая увидеть его, умоляя о чем-то, за что можно было бы ухватиться, страстно желая еще хотя бы одну - все они погибли под тяжестью этой.
Тихое мгновение, чтобы погоревать.
Чтобы вспомнить.
Восстановить утраченное.
Мы едим куриный пирог бок о бок на моей неудобной оттоманке, слушая, как дождь барабанит в окно. Спустя несколько часов он ведет меня в спальню, где мы снова теряем себя - одежда исчезает, кожа согревает кожу, поцелуи затягиваются. Я засыпаю, уютно устроившись в изгибе его руки, моя ладонь лежит на его груди, ощущая биение сердца.
Когда я просыпаюсь на следующее утро, Айзека уже нет.
Но он оставил кое-что после себя.
Рядом со мной на тумбочке стоит полный стакан клюквенного сока.
ГЛАВА 48
Как только я окажусь на месте, я сменю звук сообщений Эверли на что-нибудь сексуальное.
Как раз в тот момент, когда я вписываюсь в крутой поворот, мне в лицо светит пара фар дальнего света. Я нажимаю на гудок, едва не съезжая в овраг, а встречная машина в последний момент сворачивает на свою полосу. Адреналин выплескивается в кровь, заставляя сердце биться чаще.
– Я очень надеюсь, что этот мудак покажет свое лицо, - бормочу я про себя. С побелевшими костяшками пальцев я сворачиваю на парковку захудалого мотеля, где в последний раз видели человека, которого мы связали с Винсентом. Если я раньше не был в плохом, мать его, настроении, то теперь я действительно чувствую потребность избить кого-нибудь до полусмерти.
Мы получили наводку, которая привела меня в эту дыру, расположенную чуть более чем в часе езды к югу от Сан-Франциско, и у меня есть все основания полагать, что моя цель напрямую связана с лабораторией, где нас держали год назад. Поскольку я поставил перед собой задачу уничтожить их всех до единого, я должен это проверить.
Надеюсь,
Отъезд из города заставляет меня нервничать, но с тех пор как я приехал, все было тихо. Я усилил личное наблюдение за Эверли, уговорил знакомого отставного офицера из участка присмотреть за ней и проигнорировал тихий голос, который говорил мне, что все пойдет прахом, как только я уеду.
Я паркуюсь на стоянке в таком месте, откуда хорошо видно всех, кто приезжает или уезжает, и глушу двигатель. Судя по людям, толпящимся снаружи, это место явно является центром для интересной публики. Несколько проституток отираются возле открытых дверей, в то время как какие-то барыги слоняются по парковке.
А в нескольких метрах от мотеля явно происходит сделка с наркотиками. Они даже не пытаются это скрывать, местный полицейский участок, очевидно, поставил крест на этом месте.
Несколько человек косились на меня, когда я подъехал, но это меня не беспокоит. У меня всегда была способность вписываться в любую обстановку.
Устроившись поудобнее, я достаю свой телефон и с удовольствием смотрю на имя Эверли на экране блокировки. Интересно, что нужно сделать, чтобы убедить ее прислать мне непристойную фотографию…
Хотя ее сообщение безобидно, я отвлекаюсь настолько, что едва успеваю заметить фигуру, приближающуюся к моей машине, как раздается стук в окно.
Соберись, мать твою, Портер.
– Эй, милый, тебе нужна компания?
– С другой стороны стоит тощая женщина в коктейльном платье, которое больше подошло бы подростку, пришедшему на выпускной вечер в 1991 году. Покачав головой, я отмахиваюсь от нее и возвращаюсь к сообщению.
Пчелка: Проверяю. Ты благополучно добрался?
Я: На месте.
Пчелка: Хорошо. Я приняла снотворное, поэтому скоро отключусь.
Я: Ищи меня в своих снах. Я буду тем, у кого огромный член.
Она посылает эмодзи баклажана, а затем розовое сердечко, и на моем лице расплывается нелепая ухмылка. Черт, когда это я успел стать таким чертовски сентиментальным?
Ты знаешь, когда.
Я: Спокойной ночи.
Я выхожу из переписки и переключаюсь на Гаррисона, парня, которому я нехотя поручил присматривать за ней, пока нахожусь здесь. Хотя я не очень доверяю людям, кроме Таннера, мне уже приходилось работать с ним раньше. Он порядочный человек, и ему поручено действовать скрытно, сохраняя дистанцию.
Кроме того, я хорошо ему плачу, а он слишком хорошо знаком с моим нравом, чтобы рисковать и валять дурака.
Конечно, я все еще слежу за камерой, направленной на ее дверь, мое приложение для слежения подключено к ее телефону, и она знает, что должна почаще со мной связываться. Но, несмотря на все эти меры безопасности, моя интуиция превратилась в воронку паранойи.
Гаррисон сообщает, что все в порядке, и я отправляю Таннеру сообщение, чтобы держать его в курсе. Как раз в тот момент, когда я уже готов отбросить телефон в сторону и приготовиться к потенциально долгой ночи ожидания в этой дыре, я вижу уведомление, которое пропустил.