Необычайно умные создания
Шрифт:
– Вы присоединитесь к нам?
– Я? – Он оглядывается, как будто за ним может стоять какой-нибудь другой сэр. Пожимает плечами: – Конечно, почему бы и нет?
Хоть так убить время.
– Тогда идите сюда. – С вежливой улыбкой она приглашает его подойти к группе.
Итан должен признать: постояльцы тут и правда выглядят счастливыми. Может, этот нелепый слоган не так уж далек от истины.
Здесь есть бильярдная, кафетерий с длиннющим шведским столом, даже бассейн и джакузи. Постояльцы могут заказывать еду в свои комнаты, а кровати ежедневно застилаются бельем плотностью
Когда час спустя появляется Това, сжимая в руках коробку, Итан выкарабкивается из роскошного кожаного кресла:
– Все хорошо, дорогуша?
– Конечно. – Това и без того выглядит маленькой в своем лиловом кардигане, а из-за коробки кажется еще более хрупкой.
На этот раз он опережает ее у машины. По-рыцарски открывает дверь и отступает, пропуская ее внутрь, за что она вежливо его благодарит. Потом он забирает коробку и пристраивает ее за пассажирским сиденьем. Но тут он видит кое-что еще. Глянцевая страница с фотографией местного культурного центра и теннисных кортов. Какой-то мужчина в белых шортах, с копной серебристых волос, размахивает ракеткой.
Пока Това возится с ремнем безопасности, Итан украдкой разглядывает фотографию.
Это не просто буклет на мелованной бумаге. Тут целая книжка. Глянцевая брошюра “Чартер-Виллидж” с этим их ужасным слоганом: “Мы обеспечиваем нашим клиентам счастливый конец!”
Из брошюры выглядывает край листа.
Бланк заявления.
1309-й день в неволе
Человеческие дети любят печенье. Думаю, вы понимаете, что я имею в виду?
Круглое, размером примерно с раковину обычного моллюска. То с темными пятнышками внутри, то глазированное или посыпанное пудрой. Печенье может быть мягким и тихим, и тогда его путешествие между челюстями людей проходит бесшумно. Печенье может быть хрупким и громким, и тогда оно рассыпается при откусывании, а крошки катятся по подбородку на пол, который должна подметать пожилая женщина по имени Това. За время пребывания здесь я видел много разного печенья. Оно продается в торговом автомате возле главного входа. Но почти всегда, если дети просят купить печенье, родители отвечают, что дома их ждет обед. “А суп я кому сварила? Я тебе лучше пасту сварю”. В общем, очень часто речь идет о чем-нибудь вареном.
Представьте себе мое замешательство, когда чуть раньше этим вечером я услышал замечание доктора Сантьяго.
– Что тут скажешь, Терри? – Доктор Сантьяго повела плечами и развела руки в стороны. – Я много осьминогов видела, но у этого голова варит хорошо.
Они обсуждали так называемую задачку: коробку из прозрачного пластика с откидывающейся крышкой на защелке. Внутри сидел краб. Терри опустил коробку в мой аквариум. Они с доктором Сантьяго наклонились, чтобы подглядывать за мной через стекло. Без промедления я схватил коробку, открыл защелку, поднял крышку и съел краба.
Это был красный каменный краб в период линьки. Мягкий и сочный. Я прикончил его за один укус.
Это Терри и доктору Сантьяго не понравилось. Они нахмурились
Голова у меня варит хорошо. Ну конечно, я умен. Все осьминоги такие. Я помню лицо каждого человека, который останавливается, чтобы посмотреть на мой аквариум. Я легко выстраиваю закономерности. Я знаю, где именно будут играть на верхней стенке лучи восходящего солнца, которые каждый день слегка смещаются.
Когда мне нужно слышать, я слышу все. Я могу определить, когда прилив за стенами тюрьмы сменяется отливом, по шуму волн, разбивающихся о камни. Когда мне нужно видеть, мое зрение обостряется. Я могу определить, какой именно человек прикасался к стеклу моего аквариума, по отпечаткам пальцев. Выучить этот язык было нетрудно.
Я умею пользоваться разными инструментами. Я умею разгадывать головоломки.
Ни у кого из других заключенных таких навыков нет.
Количество нейронов в моем теле доходит до полумиллиарда, и они распределены по всем восьми конечностям. Иногда я задаюсь вопросом, не больше ли разума у меня в одном щупальце, чем у человека в целом черепе.
Голова варит хорошо.
Своей головой я горжусь, но это не емкость, в которой готовят суп или пасту.
Надо же было сказать такую нелепицу.
Может, и не в Марракеш
В этом поселке в стиле дорого-богато слишком тихо. Никакого тебе громкого топота прямо над головой. Телефон Кэмерона мигает красным: батарея почти разряжена. Он роется на дне сумки в поисках зарядки, но она осталась на тумбочке у Кэти. Эта картинка практически стоит у него перед глазами. Он забыл зарядку, и теперь телефон сел, и сам он тоже сел. В лужу, ага.
Может, у Брэда или Элизабет есть запасной шнур. Кэмерон крадется на кухню и открывает ящики так тихо, как только может. Столовые приборы сложены аккуратными рядами, одна из выдвижных полок полностью отведена под прихватки для духовки. Кому нужно столько прихваток? Они что, готовят на целую роту? Большинство из этих прихваток украшены монограммой. ЭББ – Элизабет и Брэдли Бернетт. Счастливая супружеская чета. А он им теперь не чета.
– Привет, – доносится тихий голос из коридора.
– Элизабет! – Кэмерон резко задвигает полку. Словно насмехаясь над ним, она едет медленно и плавно, как и всегда с этими модными тумбами.
– Я не хотела тебя напугать. – Она улыбается, держа в руке пустую чашку. Другая рука лежит на животе, который грозит вырваться из бледно-голубого халата. – Просто встала попить воды, а это значит, что через полчаса я опять встану писать. Клянусь, в последнее время мой мочевой пузырь стал размером с горошину.
Она включает свет, шлепает к широкому холодильнику и подставляет чашку под диспенсер.
– Поверить не могу, что вы, ребята, станете родителями, – говорит Кэмерон. Брэд и Элизабет женаты уже три года, и, конечно, Кэмерон был шафером на их свадьбе, но то, что они вместе, все равно так… странно. Элизабет – его лучшая подруга с детского сада, а Брэд, ну… Брэд отличный парень, но он всегда был на периферии их дружеской компании. В школе он был для Элизабет недостаточно хорош, но каким-то образом несколько лет спустя они сошлись. Теперь они женаты, а вот уже и ребенок.