Необыкновенные приключения юных кубанцев
Шрифт:
Предположение Андрея подтвердилось: комиссар предложил Марте пройти с ним «в расположение», чтобы с её помощью допросить пленного. Она согласилась, но при условии, что рядом будет и Андрей, который ей «как брат».
Путь туда оказался неблизким: добрых два часа плутали они по лесистым склонам, то карабкаясь вверх, то скользя на довольно крутых спусках. Комиссар ориентировался по едва заметным затёскам на деревьях, с помощью других, только ему понятных примет. Ребята старались не отставать и порядком притомились. Андрей помышлял уже попросить сделать привал, так как напарница стала прихрамывать,
— Марта недавно была ногу подвернула, — как бы извиняясь за задержку, сказал Андрей. — Поэтому мы за вами не стали поспевать…
— Она уже совсем не болела, да я поскользнулась на спуске и снова, видно, растянула связки, — пояснила она.
— Так ты, говоришь, в школе научилась говорить по-немецки? — посмотрел ей в глаза проводник, когда уселись на поваленное дерево.
— Это сказал я, — уточнил Андрей. — Но она умела говорить и до школы: её родители — советские немцы. Отец её тоже воюет против Гитлера.
— Так… Вижу, ты знаешь о ней всё…
— Потому как мы дружим уже давно.
— А как попали в заложники и каким образом познакомились с этим вашим Отто? — поинтересовался комиссар.
И они поведали об уже известном читателю стечении обстоятельств.
Перед тем, как отправиться дальше, Андрей, в свою очередь, поинтересовался:
— Товарищ комиссар, вам, случайно, не знаком партизан по имени Александр Сергеевич? Он бывший лётчик, звание капитан, был ранен в руку, когда его самолёт подбили мессеры.
— Что-то вроде слыхал о таком. Ты с ним знаком?
— Мы видели, как он выпрыгнул из горящего самолёта с парашютом, но угодил в лиман. У меня там была лодка, и мы вот с нею нашли его и спасли.
— Приносили ему еду и ещё достали гражданскую одежду, — добавила Марта.
— А потом он ушёл искать партизан. Я и подумал, может, вы его случайно встречали.
— Может и встречал… Я наведу справки, — пообещал он.
— А что будет с Отто после допроса?
— Если пленный действительно коммунист, он может быть нам полезен. Плохо, что не знает ни слова по-русски… Видно, придется попридержать вас: надо хоть немного его подучить. Как бывший учитель он освоится быстро. Как, согласны потрудиться на пользу Родине? Вот и прекрасно! А теперь — пойдём, уже близко.
Через четверть часа услышали окрик:
— Стой, кто йдет! Пароль!
Окликнули сблизка, но как Андрей ни вглядывался, никого обнаружить не смог. Шагов через триста окликнули еще раз; но теперь, заметил, пароль назван был другой. «Предусмотрительные!» — подумал с одобрением. Спросил:
— Они вас разве в лицо не знают?
— Возможно, узнали, но такой у нас порядок, — пояснил комиссар. — Вот мы и дома.
Впрочем, никакого дома пока видно не было. С одной стороны высилась обрывистая скала, с другой — зияло глубокое ущелье, впереди видна узкая расщелина с нависающим каменным козырьком. Ни людей, ни даже признаков обжитости. Лишь когда коридор расширился, а на выходе показались деревья, комиссар свернул вбок, к едва заметной пещере. Здесь за грубо сколоченной дверью, в некоем подобии комнаты, освещенной керосиновой лампой, за столом сидел партизанский командир. Сложив
— Как там, всё ли в порядке?
— Дети накормлены, чувствуют себя хорошо, заболевших нет.
— У нас тоже без осложнений. Сделан солидный запас продовольствия и боеприпасов. Остальное пустили под откос километрах в пяти от места временного захоронения; уляжется суматоха — переправим в более надёжное. С пленным что будем делать?
— Допросим, вот переводчица. Выясним, что он за птица. Если тот, за кого себя выдаёт, то такие люди нужны.
— Плохо, что при нём надо держать переводчика, — заметил командир.
— Ребята утверждают, будто он — бывший преподаватель школы. Надо полагать, русский освоит быстро. В этом берётся помочь вот она.
— В самом деле? И сколько для этого понадобится времени?
— Недели за две, думаю, управимся, — пообещала Марта.
— Ты тоже говоришь по-немецки? — посмотрел командир на Андрея.
— Нет, в нашей школе не изучали. А с нею я потому, что мы с одного хутора, и я помогу ей добраться до дому, когда освободимся. А нельзя ли как-то сообщить нашим матерям, что мы живы-здоровы? Они там места себе не находят от горя — даже не знают, куда мы пропали…
— Я подумаю, что можно сделать, — взял эту заботу на себя комиссар. — Но вы понимаете, что сделать это быстро невозможно.
— Пленный в каптёрке. С ним Борисов, если не нужен, пришли ко мне, — распорядился партизанский командир.
Каптёрка находилась неподалёку и представляла собой землянку, оборудованную в выемке скальных пород. Крышей служил накат из брёвен, накрытый сверху дерниной с живой травой. Днём она освещалась с помощью окошка, оставленного в потолке. Здесь также имелась железная печка и «мебель», сколоченная наскоро из подручного материала; стульями служили чурбаки, на одном из которых сидел пожилой немец в форме рядового, со связанными назад руками.
Отослав сторожившего его пожилого же, бородатого партизана в распоряжение командира, комиссар развязал пленного.
— Узнай, тот ли это человек, что разговаривал с вами той ночью, — приказал он Марте.
Пленный не сразу сообразил, почему партизанский начальник пришёл с детьми. Но едва Марта произнесла «Добрый день, дядя Отто», как лицо его в миг преобразилось, он горячо и бурно залопотал, на глаза навернулись слёзы… Выслушав, она стала пересказывать только что услышаное:
— Он сказал, что узнал меня по голосу и чёткому выговору. Что это он говорил с нами той ночью. Благодарен судьбе — даже мечтать не мог о такой удаче.
— И что же он имеет в виду под удачей? — достав из командирской сумки блокнот и приготовившись записывать, спросил комиссар.
— Удачей, ниспосланной богом, он считает наш разговор в ту ночь у вагона, так как это спасло ему жизнь: из нашего поведения во время ремонта железнодорожного полотна он догадался, что мы ожидаем действий партизан. Не спускал глаз с Андрея, которого принял за старшого, и после его свистка поступил так, как все ребята, — упал наземь и скатился под обрыв. А когда подошли партизаны, он сделал хенде хох.