Необыкновенные приключения юных кубанцев
Шрифт:
— Видела и я на Красной ихнюю зазывалку. Стелют мягко, но всё это ложь, просто в Германии нужны бесплатные руки. Спохватятся мальчики, пожалеют, да будет поздно. И вернуться оттуда вряд ли кому удастся… Знаешь, ходят слухи, что под Сталинградом фашисты встретили решительный отпор Красной Армии. Если наша возьмёт, то их погонят до самого Берлина.
Похоже, такой прогноз не только не утешил, но ещё больше расстроил попавшую в сложное положение подругу — слёзы снова закапали с её ресниц.
— Не убивай хоть ты во мне надежду! Я не хочу потерять
— Ты чего? — растерявшись, стала тормошить её та. — Ну зачем же так убиваться…
— Ты ведь ничего не знаешь!.. — всхлипывала подружка. — Я безумно его люблю… и у меня будет от него ребёнок…
— Что ты говоришь!.. Ты в этом уверена?
— В том-то и дело… Уже полтора месяца, как все признаки.
— И мама знает?
— Призналась недавно… Стыдила, ругалась, плакала. И ему досталось. А как узнала, что завербовался, стала жалеть. Пусть бы, говорит, лучше переходил жить к нам…
— Когда они уезжают — известно?
— Отъезд назначен на завтра. А зачем тебе, хочешь повидаться?
— Попробуем помочь нашему горю, — созрел у Марты какой-то план. — Где у них сбор, знаешь?
— Возле биржи труда. Это в школе, что на углу улиц Ленина и Красноармейской. — Посмотрела на неё с надеждой: — А что ты надумала?
— Я посоветуюсь с Андрюшкой, он мальчик башковитый и предприимчивый, может, что-нибудь придумаем. Надо отговорить хотя бы Леню. А если удастся, то и всех наших одноклассников.
— На это очень мало надежды… А за Леню — буду век вам благодарна.
— Но ты, если увидишься сегодня, ничего ему не говори. И меня ты не видела, поняла? Можно всё испортить. Кстати, он о ребёночке знает?
— Ещё нет: ему я побоялась признаться…
— И пока не говори, хорошо? Не знаешь, во сколько сбор? Так рано? Ну, ничего, постараемся не опоздать. Встретимся завтра у школы, а сейчас я убегаю, — начала собираться Марта. — Ой, у вас есть будильник? Одолжи до завтра!
— Забери, он нам не нужен, — разрешила Таня.
— Слушай, Танечка, вы, наверное, сильно нуждаетесь — возьми вот, — достала она из кармана горсть пфенингов. — А завтра я дам побольше, бумажных марок. Где взяла? Мама хорошо зарабатывает.
Прихватив будильник, по тем временам большую редкость, Марта поспешила обратно, чтобы рассказать всё Андрею.
Н о э т о т будильник её подкузьмил: зазвенел на полчаса позже, чем надо, и Марта с опозданием зашла за Андреем утром следующего дня. Когда они оказались у школы, там уже не было ни Тани, ни вообще никого из завербованных. По словам соседей, их построили и увели на вокзал…
По Пролетарской (ныне улица Мира) заспешили туда и они. Вскоре показалось обгоревшее здание краснодарского железнодорожного вокзала — без крыши, окна и двери заделаны фанерой, выкрашенной в зелёный цвет. На подходе увидели плакат через всю дорогу: «Сталин и жиды — одна шайка преступников!», а на фасаде — другой, но уже изготовленный к случаю: «Добро пожаловать в Великую Германию!» Из— за вокзала
На перроне — уйма народу, многоголосая толчея. Проводить чад пришли мамы и бабушки, а также, у кого есть, сестрёнки и братья; большинство — с заплаканными лицами. Не помогает развеять горестное настроение и видимость праздника — повсюду портреты Гитлера, флаги и флажки с фашистской симоликой, музыка; даже день выдался, как на заказ: ясный, не по-осеннему солнечный, хотя и слегка морозный.
Отыскать Таню удалось не сразу: пришлось несколько раз прочесать всю, в несколько сот человек, толпу, прежде чем обнаружили её сидящей рядом с Леонидом — на бордюре, неподалёку от очередей к походным кухням, где раздавали горячий завтрак. Тут только обратили внимание, что в Германию поедут и девчонки: их колонна, меньшая, правда, по численности, чем ребячьи, стояла к одной из кухонь. Здесь же расположили и небольшую группу духачей из гражданских лиц, а также киносъёмочный аппарат на треноге; ещё один, передвижной, видели на перроне.
Лёня, зажав между колен котелок немецкого образца, в левой руке держал большой ломоть хлеба, а правой черпал алюминиевой ложкой, спаренной с такой же вилкой, картофельный соус с мясом, уписывая за обе щёки. Узнав в подошедших Марту, передал еду Тане:
— Подержи— ка… Кого я вижу! — воскликнул, поднимаясь. — Тань, ты узнаёшь этого пацана?
— Привет, Леня! — подала руку «пацан», тоже улыбаясь. — Здравствуй, Танечка! — подмигнула подруге. — Знакомьтесь, это — мой двоюродный братец.
— Андрей, — представился «брат». — Насилу вас нашли. Сестрёнка узнала, что лучшие её друзья собираются в дальнюю дорогу… Но мы здесь не для того, чтоб пожелать счастливого пути… Вобщем, поговорить надо. Не возражаешь?
— Да нет… — пожал тот плечами. — Таня, доешь, если хочешь, соус и передашь посуду.
Марта присела к подруге, без ложной скромности принявшейся за лакомое блюдо, а те отошли в сторонку, так как поблизу устроились завтракать ещё несколько подростков.
— Мы в городе недавно, и Марта только вчера узнала от Тани, что ты и ещё несколько её школьных друзей намереваетесь уехать в Германию, — начал Андрей. — Она со слезами на глазах просила меня попытаться отговорить от этой опасной затеи хотя бы тебя. Ты знаешь, почему: Таня её лучшая подружка; но есть и другая причина… Я, как видишь, согласился, хоть и не был уверен, что это мне удастся.
— Не удастся, — крутнул головой Леонид. — Уже слишком поздно. Метрика, все мои документы у них. И потом, я подписал договор всего на полгода.
— Будет поздно, когда поезд уйдёт, — не согласился Андрей. — Не понимаю, что заставило тебя и всех вас решиться на такое! Поверили во всю эту брехню о сытой и безбедной жизни?
— Заставила нужда… А насчёт брехни — почём ты знаешь? Немцы могли просто нахватать пацанов, сколько им надо. А они — добровольно, по согласию, без насилия. Устроили вот торжественные проводы…