Неоготический детектив
Шрифт:
Куинн с трудом удержался от искушения заметить, что не имеет привычки предлагать горячие ванны незнакомым женщинам, но побоялся оскорбить чувства сестры. Она говорила так серьезно и с такой страстью, будто спорила с самим дьяволом. Так что он счел за благо промолчать, давая ей возможность вернуться к теме разговора.
— Вы не слышали о местечке, которое называется Чикот? — спустя некоторое время спросила она. — Маленький городок в Центральной Долине, милях в ста отсюда.
— Я знаю, где это, сестра.
— Мне хотелось бы, чтобы вы туда поехали и
— Ваш старый друг? Родственник?
Еме показалось, что собеседница попросту не слышала вопроса.
— У меня есть сто двадцать долларов, — продолжала она.
— На эти деньги можно купить множество пушистых, меховых, розовых домашних тапочек, сестра, — мягко улыбнулся Куинн.
И снова она не обратила на его слова никакого внимания.
— Я не знаю, насколько сложная работа вам предстоит. Может быть, и совсем простая.
— Предположим, я найду О'Гормана. Что потом? Передать ему послание? Пожелать счастливо встретить Четвертое июля [3] ?
— Ничего подобного. Просто вернетесь сюда и расскажете все мне. И только мне одной.
— А что если он больше не живет в Чикоте?
— Узнайте, куда он переехал. Только, пожалуйста, не пытайтесь вступить с ним в контакт, а то вы все испортите. Ну как, возьметесь за это дело?
— Честно говоря, сестра, в данную минуту мне особо выбирать не приходится. Но я должен вам напомнить, что вы изрядно рискуете, отпуская меня со ста двадцатью долларами в кармане. Я могу и не вернуться.
3
Четвертое июля — День независимости, один из главных праздников в США.
— Не думаю, — спокойно произнесла она. — Ну, в крайнем случае, что ж, получу еще один урок. Но и тогда я не потеряю ничего, кроме денег, а их я все равно не могу ни потратить, ни передать Учителю — я ведь пообещала сыну…
— У вас просто талант так выстроить доводы, что на первый взгляд все выглядит чертовски убедительно.
— А на второй?
— Любопытно бы узнать, чем вас так интересует этот О'Горман?
— Что ж, попытайтесь — вреда это вам не причинит. Только помните: то, о чем я вас прошу, для меня очень важно.
— Хорошо. Где деньги?
— В надежном месте, — мягко улыбнулась сестра Благодеяние. — До завтрашнего утра.
— Значит, вы мне все-таки не верите? Или не доверяете братьям и сестрам?
— Просто я не такая уж дура, мистер Куинн. Вы получите деньги завтра на рассвете, когда будете сидеть в грузовике рядом с братом Терновый Венец.
— На рассвете?
— Кто рано ложится и рано встает, у того румяные щечки и блестящие глазки.
— Мне уже доводилось это слышать, правда, помнится, в другом варианте.
— Учитель слегка изменил некоторые поговорки, чтобы нашим детям было легче их запомнить.
— Похоже, он любопытная штучка, этот ваш Учитель, — пробормотал Куинн. — Я бы не отказался
— Сегодня он не расположен. Возможно, в следующий раз, когда вы снова придете навестить нас.
— А вы, как я погляжу, абсолютно уверены, что я вернусь, сестра. Эх, не знаете вы картежников.
— Знаю, — невозмутимо отпарировала сестра Благодеяние. — Я знала о них все задолго до того, как вы впервые увидели пикового туза.
Глава вторая
Было еще совсем темно, когда Куинн почувствовал, как кто-то энергично потряс его за плечо. Он нехотя открыл глаза.
Коротенький толстячок, высоко подняв в пухлой ручке фонарь, с любопытством рассматривал его сквозь очки с толстенными стеклами.
— Слава Богу, — облегченно вздохнул он. — Я уж решил, что вы умерли. Пора вставать. И побыстрее, пожалуйста.
— Почему? Что случилось?
— Ничего. Просто настало время подниматься и приветствовать новый день. Я брат Твердое Сердце. Сестра Благодеяние попросила меня помочь вам побриться и накормить завтраком прежде, чем встанут остальные.
— Который час?
— В Тауэре нет часов. Так я буду ждать вас в туалетной.
Вскоре Куинн смог на личном опыте узнать, каким образом на макушках и подбородках братьев появляется столько порезов. Бритва оказалась такой тупой, будто ее не точили с момента изготовления, фонарь едва светил, а брат Твердое Сердце был близорук, как крот.
— А вы нервный, — заметил он с искренним участием. — Должно быть, плохие нервы очень мешают в жизни, а?
— Временами.
— Если хотите, пока мы здесь, я могу слегка подрезать ваши волосы.
— Нет, спасибо. Хватит бриться. Я не хочу навязываться.
— Сестра Благодеяние просила, чтобы я, насколько можно, сделал вас похожим на джентльмена. Мне кажется, она питает к вам пристрастие. Не сердитесь, но это будит мое любопытство.
— Мое тоже, брат.
Судя по выражению лица, Твердое Сердце с удовольствием продолжил бы обсуждение этого вопроса, но не рискнул глубже совать нос в дела сестры Благодеяние.
— Ладно, пойду, приготовлю завтрак, — примирительно проговорил он. — На то, чтобы разжечь огонь и сварить нам с вами несколько яиц, много времени не потребуется.
— Почему только нам двоим?
Толстая физиономия брата порозовела.
— Мне кажется, без сестры Раскаяние нам будет спокойнее, — смущенно пробормотал он. — Она — наш постоянный повар. Но по утрам эта женщина — сущий дьявол. Не человек, а одно сплошное раздражение! Никакой женственности!
Действительно, к тому времени, когда Куинн, одевшись, вошел в столовую, завтрак, состоявший из вареных яиц, хлеба и джема, был уже готов.
— В мое время женщины были не такими, — вздохнул брат Твердое Сердце, возобновляя разговор с того места, на котором он был прерван. — Настоящей леди было просто неприлично иметь такой острый язычок. Они разговаривали спокойно. А какими хрупкими они были. Что за маленькие, узкие ножки! Вы заметили, какие здоровенные ступни у здешних женщин?