Неорационализм
Шрифт:
века), который принципиально не предопределен и, следовательно, не может быть спрогнозирован?
Попробуем ответить на них.
Во-первых, как в рамках рационалистической причинно-следственной модели появляется вдруг субъективная воля или индивидуальность? Напомню, что рационализм (по край-ней мере; сегодняшний и тот, который я исповедую) исходя из причинности всего происходящего, не отрицает и случай-ности. Заметим далее, что для возникновения такого явления, как индивидуальность, личность есть бесчисленное множест-во причин как случайных, так и неслучайных. Напомню, что разделение на случайные и неслучайные причины (воздейст-вия) условно, безусловно однако то, что сколько бы мы не выделили причин, которые мы можем изучить в прошлом или спрогнозировать на будущее, всегда останется еще бес-численное множество случайных неучтенных причин, кото-рые как бы ни мало было воздействие каждой из них в от-дельности (не говоря о том, что могут быть и такие, для которых оно не мало) в сумме могут давать воздействие отнюдь не пренебрежимое. Иными словами, процесс форми-рования личности (также как
Что касается ответа на второй вопрос, то частично он уже дан выше в главе 1: любая наша модель, в том числе модель общественного процесса верна лишь в определенных условиях. Прилет кометы может нарушить ее применимость, что однако не причина для отказа от пользования моделя-ми. Что касается человеческого субъективного фактора, то заметим, что человеческий и субъективный это не одно и то же. Человеческий содержит в себе субъективный элемент, но есть и объективный, связанный с общечеловеческой при-родой и общественными связями и теми причинами форми-рования личности (личностей), которые нет оснований отно-сить вполне к случайным (генотип, воспитание, среда и т. д.). К тому же в общественных моделях нас интересует, как правило, не отдельный индивид, а массы, при переходе к которым роль субъективного фактора убывает, благодаря осреднению по многим индивидуумам. Таким образом пове-дение масс может прогнозироваться с вероятностью отличной от нуля, но тем не менее принципиально не равной единице. И судя по тому, как трудно прогнозировать хотя бы эконо-мическое поведение масс, а также наличие стремительных поворотов в ментальности, связанные с воздействием хариз-матических личностей, вероятность эта не может быть даже сильно близка к единице.
Так что же все-таки дают общественные модели? Они дают оценку того, что произойдет в том или другом случае в предположении, что ментальность масс не изменится скачкообразно. Как всегда в предположении, но такова судьба. Кроме того эта ментальность, хоть и прыгает иногда скачкообразно (и непредсказуемо), но не слишком часто и прыжки эти все равно пляшут вокруг некоторой точки обусловлен-ной общечеловеческой природой и связями общества.
В то же время, оценивая различные общественные явления мы не должны забывать о принципиальной возможности воздействия на ментальность или дух масс, что в свою оче-редь может привести к резкому изменению системы вместе со всеми процессами в ней текущими, т. е. составить квант действия. Это особенно относится к воздействиям, могущим привести к массовой деморализации общества или, наоборот, взлету духа фанатичного характера. И то и другое настоль-ко изменяет систему, что подавляющее большинство процес-сов, в том числе экономический, культурный и т. д. начина-ют протекать иначе, чем до такого воздействия. В качестве примера можно указать на революцию Хумейни, в основе которой воздействие на ментальность общества в сторону резкого взлета фанатичной религиозной духовности, приведшее к глобальному изменению системы вместе со всеми про-цессами в ней текущими.
Теперь, опираясь на предложенную модель детерминизма, я покажу, как немодельный подход приводит к переоценке степени устойчивости процесса развития человеческого об-щества в марксизме и недооценке в экзистенциализме. Начнем с марксизма.
Во-первых, заметим, что Маркс и сам не абсолютизиро-вал свои законы общественного развития, например, неиз-бежную победу коммунизма, до абсурда. Это следует из марксова же постулата, что всякая истина конкретна. Он, правда, недостаточно исследовал эту конкретность в отно-шении к своим собственным истинам — законам, но не при-ходится сомневаться, что не считал, что коммунизм победит и в том случае, если человечество погибнет, от столкновения земли с кометой. Однако, несмотря на признание конкрет-ности истины, Маркс, безусловно, абсолютизировал предла-гаемые им законы сверх меры. Это проявилось в самой тер-минологии: законы, а не тенденции, обусловленные устойчи-востью процесса. Нельзя винить Маркса за терминологию (учитывая время, когда он писал), но нельзя закрыть глаза и на объективное последствие неточности этой терминоло-гии, неточности, дававшей теоретический базис экспансионист-ской политике властителей Советского Союза, пытавшихся силой навязать социализм тем обществам, где естественное течение исторического процесса никак не хотело привести к социализму, вопреки сформулированным их учителем «объек-тивным абсолютным законам».
Но гораздо важнее другое: существовали ли вообще от-меченные Марксом тенденции общественного развития, про-должают ли они существовать сейчас, насколько они силь-ны, какие факторы, помимо космических катастроф, факто-ры, обусловленные человеческой деятельностью, являются сильными воздействиями для этих тенденций. Здесь следует заметить, что определенную тенденцию общественного раз-вития, существовавшую в его время, Маркс, конечно, уло-вил, но безусловно, переоценил ее устойчивость по отноше-нию к человеческим факторам воздействия. Я уж не говорю о потенциале атомных бомб, накопленных человечеством, и способных уничтожить его, отменив действие любых тен-денций, но помимо этого мы видим, что процесс
Возьмем эксплуатацию. По Марксу, мера ее — это разница между стоимостью труда рабочего и его зарплатой. Но вот был построен социализм, предназначенный устранить навек эксплуатацию. И что же — упомянутая разница свелась к нулю? Ни Боже мой! Наоборот, она оказалась большей в социалистических странах, чем в развитых капиталистических. Однако, последователи Маркса утверждают, что эксплуатации при социализме тем не менее нет. Почему же? А потому что разница эта теперь де идет на нужды всего общества, а значит и на благо трудящихся. То есть она идет на расширение производства, на содержание государственного аппарата, (и партийного, кстати), на содержание армии, социальные нужды и так далее. Пардон! А при капитализме она что — начисто съедается капиталистами, что ли? При капитализме что — нет ни расширенного воспроизводства, ни госаппарата, ни армии, ни социальных нужд? Или нет расходов на эти статьи?
В действительности, мера эксплуатации — это потребление плюс накопление капиталиста за вычетом стоимости его доли участия в производстве (все это само собой, отнесенное к одному рабочему). Отличие от марксовой модели здесь в том, что, во-первых, как стало совершенна очевидно на сегодня, капиталист не только эксплуатирует, он участвует в производстве и участие его, безусловно, весомее участия рабочего, даже если есть наемные менеджеры. Далее, расходы капиталиста на расширение производства и налоги, которые он платит государству и которые идут на содержание государственного аппарата и прочее, также следует вычесть из марксовой меры эксплуатации. В результате даже может возникнуть парадоксальная ситуация, когда стоимость участия капиталиста в производстве превысит размер его потребления и накопления и он окажется в положении эксплуатируемого своими наемными рабочими. Такие случаи можно сыскать в весьма пестрой картине израильской экономики, среди мелких шарашек типа «три совладельца — три рабо-чих», где совладелец может быть сам и рабочим и инженером и менеджером и в ситуации экономических трудностей, дабы не закрыть предприятия, расходовать на собственное потребление меньше, чем он платит рабочему. Да не взволнует это широкие массы капиталистов и не приведет их к борьбе за освобождение от эксплуатации рабочими - такие случаи все же исключительны.
Кроме того, если бы я строил здесь модель эксплуатации (чего я не делаю всерьез), то мне пришлось бы уточнить предложенную выше меру, причем уточнение было бы в сто-рону сближения с марксовым. Дело в том, что расходы на расширение производства капиталиста и социалистического государства с точки зрения эксплуатации не одно и то же, так как капиталист может предприятие, на которое пошли эти расходы, продать и вырученные деньги израсходовать на потребление. Нет проблем расписать, какая часть из этих расходов капиталиста — эксплуатация, а какая — нет, но, как я уже сказал, это не является моей задачей здесь. Я хо-тел лишь показать, что марксова модель эксплуатации уже изначально содержала грубые ошибки. И тем не менее она не пуста. Эксплуатация все-таки существует и уж тем более существовала во времена Маркса. Более того, в то время, когда уровень жизни рабочих был весьма низок, а капита-листы утопали в роскоши, модель Маркса и при наличии ее ошибок, так сказать, «работала». (Напомню, что наши модели никогда не соответствуют действительности абсолютно). Таким образом, главная ошибка была не в неточности модели для ситуации того времени, а в. распространении ее на капитализм вообще без учета возможности его изменений в будущем (таких, что он при этом остается все же капитализмом, а не переходит в социализм), т. е. в значительной степени в неправильном понимании детерминизма, в перео-ценке устойчивости процесса развития общества. В ситуа-ции сегодняшних развитых капиталистических стран, когда уровень жизни рабочих и отношение их зарплаты к стоимос-ти создаваемых им ценностей возросли, а обложение капиталиста налогами также возросло, марксова модель эксплуа-тации решительно вышла за пределы своей применимости. Причина того, что Маркс не предвидел такого изменения, как уже было сказано, - в неправильной оценке устойчивости изучаемых им общественных процессов («процесс загнивания капитализма»), в абсолютизации соответствующих тенден-ций, т. е. в неправильном понимании детерминизма.
Возьмем теперь оценку Марксом роли рабочего класса в производстве материальных ценностей. В ней особенно ярко проявилось неправильное понимание Марксом детерминизма и, в частности, смешение законов-связей, накладываемых на любой процесс с траекториями устойчивого движения — тенденциями, и представлением последних, как непреложных законов. Тенденция, которую Маркс принял за нечто неизменное ныне и присно, а именно — возрастающая роль пролетариата в производстве материальных ценностей, в его время была, действительно, сильной, и ее нельзя было не принимать во внимание, делая социальные прогнозы на близкое время. Но навсегда?! Мы уже живем во времена, когда эта тенденция иссякла и роль науки и ученых, если и не превзошла еще роль пролетариата, то превзойдет в ближайшем будущем.
На представлении о неизменной во все времена роли пролетариата в процессе производства и, следовательно, (по Марксу) его неизменной прогрессивности, основано и учение о его диктатуре. Как следствие изменившейся тенденции вместо диктатуры пролетариата в Союзе со временем стала диктатура народа — нечто вообще невразумительное (над собой, над правящей партией?). То есть мы видим, что не-достаточно лишь признания конкретности истины. Создавая свою модель общественного развития, точнее того частного процесса общественного развития, который его интересовал, Маркс недоучел взаимовлияние его с другими процессами, текущими в обществе, например, с научно-техническим и законодательным, которые довольно быстро изменили тенденции, им отмеченные, и возведенные в ранг абсолютных (пусть даже и с учетом конкретности истины) законов.