Неотвратимое возмездие (сборник)
Шрифт:
Несмотря на строжайшую конспирацию, ВЧК удалось напасть на след союза. Выяснилось, что штаб, действующий под видом больницы, находится в Москве в Молочном переулке. Молниеносно проведенная чекистами операция была успешной.
— Тридцатого мая утром, — рассказывает Савинков, — меня вызвали к телефону. Спрашиваю:
— Кто говорит?
— Сарра (условное обозначение начальника штаба полковника Перхурова. — Н. П.).
— В чем дело?
— В больнице эпидемия тифа.
— Есть смертельные случаи?
— Умерли все больные.
Союз перестал существовать. Опять неудача.
Савинков
Председательствующий оглашает выдержку из книжки Савинкова «Борьба с большевиками», приобщенной к делу в качестве вещественного доказательства:
— «...План этот удался только отчасти... Покушение на Ленина удалось лишь наполовину, так как Каплан, ныне расстрелянная, только ранила Ленина, но не убила».
Савинков поясняет, что эта фраза неточна, брошюра писалась наспех, фактически же он ничего не знал о готовящемся покушении и даже не был знаком с Каплан.
В 1921 году Савинков направил в Москву подполковника Свежевского с заданием убить В. И. Ленина. Свежевский был снабжен оружием, деньгами и подложными документами. Бывший начальник террористического отдела штаба Савинкова казачий полковник Гнилорыбов и сам Свежевский (оба осуждены) в своих показаниях подтвердили этот факт.
Почему же ни один из террористических актов, замышлявшихся Савинковым, не был осуществлен? Савинков так отвечает на этот вопрос:
— Ни один акт не был приведен в исполнение. Попытки слабые были. Был случай, когда Свежевский сказал, что он хочет убить Ленина. Я не верил этому Свежевскому. Он сказал: «Я еду». Я ответил: «Поезжай». Понятно, ничего из этого не вышло. Это была попытка с негодными средствами. Разве можно сделать террор при таком разложении?.. Видите ли, граждане судьи, я, старый террорист, знаю, что такое террор... На террор люди идут только тогда и только потому, когда они знают точно, что народ с ними, и именно потому, когда стоишь лицом к лицу с виселицей и когда знаешь, что своему народу послужил, то идешь. Это совершенно необходимо. Только при этих условиях может быть террор, потому что террор требует огромного напряжения душевных сил. А вот этого и нет...
Весьма ценное признание обанкротившегося контрреволюционера.
Председательствующий. Расскажите подробнее относительно восстания в Ярославле, Рыбинске и Муроме.
Савинков. Вы задаете мне вопрос, на который мне очень печально отвечать...
План вооруженных выступлений в Ярославле, Рыбинске и Муроме был принят Савинковым под прямым нажимом французского посла Нуланса в целях облегчения высадки англо-французского десанта в Архангельске и последующего продвижения его к Москве. По указанию Савинкова непосредственное руководство мятежами должны были осуществлять: в Ярославле — полковник Перхуров, в Рыбинске — полковник Бреде, в Муроме — меньшевик доктор Григорьев.
Ключом к успеху мятежа был Рыбинск, где имелось много артиллерии. Без артиллерии нельзя было рассчитывать на серьезный успех в Ярославле и Муроме. Поэтому захват Рыбинска являлся главной задачей мятежников. Именно туда для общего руководства и направился Савинков.
В ночь на 6 июля 1918 года он дает сигнал полковнику Перхурову начать выступление в Ярославле, а 8 июля,
Планам Савинкова не суждено было осуществиться: в Рыбинске мятежники потерпели поражение сразу. Муром они оставили спустя сутки, а в Ярославле смогли добиться лишь временного успеха. Уже через 18 дней этот город вновь стал советским.
С документами на имя члена большевистской партии Савинков направляется в Казань — условленное место сбора участников организации на случай провала мятежей. В пути он был арестован, но вскоре его освободили. Савинков так описывает свою встречу с председателем Ядринского горсовета, оказавшимся в данном случае самым настоящим ротозеем.
— Я написал очень невинный документ. Я написал, что работаю в Наркомпросе, что послан в Вятскую и Уфимскую губернии для организации колоний пролетарских детей. (Смех в зале.) Арестовали меня случайно. Я явился сам на следующий день и просил указать, где Совет. Явился в Совет, спросил председателя Совета (фамилию его я узнал у красноармейца) и сказал, что очень рад, что у него в городе такой порядок, потому что, как только появилось неизвестное лицо, его сейчас же арестовали, что я его поздравляю с этим порядком и, когда вернусь в Петроград или в Москву, доложу об этом. Он был очень доволен этим и стал читать мой документ. А в этом документе я написал, что Наркомпрос просит оказать мне всяческое содействие. Когда он дошел до этого места, он спросил меня, что именно мне надо.
Я, подумав, сказал: «Видите ли, вы меня арестовали, вышло недоразумение. Я с петроградским документом. Если вы выдадите мне ваш документ, то в ближайшее время я не рискую». Он приказал выдать хороший документ. Потом по его приказанию мне помогли купить лошадь, и я уехал.
Желая непосредственно участвовать в боевых действиях против Красной Армии, Савинков уезжает из Казани в отряд генерала Каппеля, прославившегося своей жестокостью. Те, кто видели кинофильм «Чапаев», помнят каппелевцев — этих головорезов с эмблемой на рукаве в виде черепа и двух скрещенных костей, идущих в психическую атаку на чапаевские позиции.
Член суда. Когда вы были в отряде Каппеля, расстреливали там пленных красноармейцев?
Савинков. Только тех, которые были добровольцами.
Член суда. А как вы определяли, доброволец или нет?
Савинков. По их сознанию...
Яснее не скажешь: каждый, кто не хотел стать предателем, подлежал расстрелу.
С конца 1918 года Савинков — представитель «правительства» Колчака в Париже. Здесь он выступает в роли ходатая перед буржуазными правительствами о предоставлении материальных средств для белогвардейских армий и руководит печатным пропагандистским органом Колчака «Унион». В этой должности он находится до разгрома Колчака частями Красной Армии.
Председательствующий. Куда вы направились после ликвидации армии Колчака и прекращения вашей миссии в качестве его представителя?
Савинков. После ликвидации Колчака я оставался в Париже. В это время в Париж приехал от Пилсудского Вензегольский, который сообщил мне, что Пилсудский хочет меня видеть. Это было в январе 1920 года. В Варшаве я был принят Пилсудским. Пилсудский сказал мне, что было бы желательно сформировать русскую часть на польской территории.